КНІГІ ОНЛАЙН
Пошук сярод кніг, што прайшлі індэксацыю гуглам. Некаторыя кнігі гугл не знаходзіць
Карпюк как будто оправллся от потрясеннй, прлшел в себя, обрел творческую форму, создал ряд кнлг, ставшлх заметным явлеллем в современной белорусской ллтературе. За одну лз ннх получлл ллтературлую премлю лменл Н. П. Мележа. Может быть, теперь л не столло бы ворошлть это его малорадостное прошлое, еслл бы не некоторые событля буквально последнлх месяцев. Нменно этл событля как нельзя лучше свлдетельствуют, насколько прочно угнездллась в сознанлн некоторой частл партбюрократлл печальной памятл сталллская нетерпнмость. Под бурные дебаты о перестройке л плюраллзме мненнй, не утлхаюодле в столлцах, провлнцля продолжает жлть однажды л давно заведенным образом, новые, свежле веяння доходят до нее неполно л с большлм опозданлем. He лмея возможностл ллл не желая в чем-ллбо меняться, бюрократля не утруждает себя лзобретенлем новых методов борьбы с разномыслнем л прлвычло хватается за старые, многократно лспытаняые. Началом нового влтка преследоваялй Карпюка послужллл его публлкацлл в областной газете на темы коллектлвлзацлл в западных областях Белорусслл. Судя по этлм публлкацлям, ллчный опыт автора, молодого коммуннста, бывшего заведуюіцего районо Карпюка, вступлл в некоторое протлворечле с расхожлмл пропагандлстсклмл кллше на данную тему, л в Гродленсклй обком пошлл плсьма от ревностных охраллтелей устоев. Оказывается, все пережнтое Карпюком в те времена, все, чему он являлся свлдетелем, — не более чем «одностороннле обобіцення л выводы, уводяіцне члтателя от той реальностл, которая складывалась...», а прлмеры лз жлзнл «лскажены, страдают недостоверностью» л т. д. Впрочем, крлтлка крнтнкой, даже самая злобная н несправедлнвая, к ней лн прнвыкать такому плсателю, как Карпюк. Но в этот раз за крлтлкой последовало нечто ллое, от чего вловь пахлуло ве столь отдаленным л даже далековатым прошлым. По всей влдлмостл, учуяв злакомые донослтельскле лнтонацлл, обком партлл срочно создает комлсслю по проверке... ллчлостл автора публлкацлл. На свет божйй снова йзвлекаются пожелтевшне папкй, н вот прежнне обвннення гуляют по странлцам областной прессы. Почтй без комментарнев йх охотно подхватывает такое одйозное в Белоруссйй нзданне, как ежемесячннк «Полйтйческйй собеседннк», знаменйтый верностью сыскным традйцйям бесславных лет, й давняя, отвергнутая сенсацня готова лерерастй в очередное «разоблачйтельство». Создается вполне обоснованное впечатленйе, что собранный когда-то «компромат» вне завйсймоста от его достоверностй тіцательно прнберегается «про запас», чтобы в нужный момент запустйть его в дело. Как это явствует йз ясторнй с Карпюком, момент этот определяется не КГБ й не правоохраннтельнымн органамн, а скорее органамн ндеологйческого надзора. Горком, обком, ЦК партйй включают условный сйгнал расправы, который тут же прнннмается к нсполненню карательйымн органамн. Военные злоключенйя Карпюка былй йзвестйы давно, еіце с военного временн, однако не вызывалн особой реакцйй до тех пор, пока Карпюк сйдел тйхо. Но вот стойло ему высунуться, как все началось сначала. Прн этом, кажется, забыт йлй нгнорнрован хотя бы тот факт, что почтй все бывшйе «экзекуторы» Карпюка так йлй йначе скверно кончйлй. Нлй, может быть, нменно этот йх скверный фйнал вызвал столь бурную реакцню, сйльно смахйваюіцую на запоздалую реакцню отміценйя за ведомственные проколы. Но такая ведомственная «памятлйвость», обостренная чувствйтельностью определенных ведомств к честй подпачканных муйдйров, по сушеству, чревата мйогймй лоследствйямл даже для нашего перестроечного временн. В самом деле, те, кто в недавнем й отдаленном прошлом дружно сажал, стучал й дойосйл, теперь не прочь обвйннть в том друглх, лйшь бы запачкать как можно сйльйее. Обіцая внна вроде бы уменьшает вйну ннднвндуальную. Слов нет, наверно, Карпюк постуййл не лучшйм образом, дав по запросу СМЕРШа отрйцательную характернстнку на Грушевского, который н был затем рейрессйрован. Но можно лн не учйтывать сегодня конкретную атмосферу тех лет, когда возвраіцалйсь с войны солдаты, й йскалеченвый, с подорвавным здоровьем фронтовйк встретал в деревйе соседа, бывшего немецкого старосту, всю войну просндевшего дома? Карпюк нагііісал то, что о нем думал, но не Карлюк же в конце концов проводнл следствйе, судйл й репрессйровал, наверно же, этйм занймалнсь другне. Нлй этй другйе не яесут ннкакой ответствеяностй за попранйе прйнцйпов, которые обязаны былн соблюдать хотя бы по долгу службы, еслн не по веленлю совестн? Ясно, что сегодня лмн двнжет вовсе не жажда справедлнвостн, а скорее желанне за счет реабнлнтацнн одного обвнннть другого, чтобы самнм остаться в стороне. Н еіце — «ненскренность перед партней»... He знаю, как можно рассчнтывать на какую-то «нскренность» там, где царнл страх наказання за ннчто, где отсутствовала всякая надежда на правый суд, где столько уснлнй госаппарата расходовалось нменно на подавленне нскренностн, воспнтанне двулнчня н лнцемерня. В такнх условнях ложь во спасенне — может, не самый худшнй нз человеческнх пороков, н проклятне падет не на тех, кто к ней прнбегает, а на тех, кто к ней понуждает. Конечно, мы слышнм с детства, что снла добра одолевает злобные снлы н правда в конце концов торжествует. Но, к сожаленню, человеческая жнзнь не беспредельна, н как быть, еслн самая большая ее часть, самая актнвная н трудоспособная часть отравлена злом н несправедлнвостью? Алексею Ннкнфоровнчу Карпюку нсполняется семьдесят лет. Прожнта труднейшая, полная невзгод н лншеннй жнзнь, в которой столько душевных н фнзнческнх снл потрачено на преодоленне несправедлнвостн, ветряных мельннц облыжных обвнненнй. Н в этом смысле можно лн утешнться банальным сознаннем плодотворностн преодолення как необходнмого условня творчества, высокой духовностн? Нзвестно, что в ракушке с застрявшей песчннкой возннкает жемчужнна. Но все же... Думается, в случае с Карпюком этнх песчннок выпало слншком много для одной ракушкн н даже для одной самой драматнческой судьбы... [1990] [ВЫСТУПЛЕННЕ HA X З’ЕЗДЗЕ СП БССР] Вядома, сёння хацелася б гаварыць найперш пра чыста літаратурныя справы, пра нашы тэмы, стыль, ступені майстэрства. Пра нашых герояў-сучаснікаў. Так, як мы гэта рабілі 5-10 і 20 гадоў таму, калі шчыравалі з трыбун, каб павярнуць літаратуру тварам да здзяйсненняў сучаснасці, да нашых герояў-працаўнікоў, да несумненных заслуг мудрага кіраўніцтва і, вядома ж, «авангарднае ролі партыі», якая так паспяхова вяла нас «ад перамогі да перамогі». Але во настала абуджэнне, хваравітае працверазенне пасля шматгадовай эйфарыі, і свет убачыў, што нашы героі — не болей як пухіры, надзьмутыя нашай фантазіяй, рай наш — нішто іншае, як галеча на 57-м месцы ў свеце, а нашы «ум, честь н совесть» вялі нас туды, куды і самі не ведалі. Значыць, завялі, як той міфічны Сусанін! Дзе цяпер выйсце з гэтага тупіка і заняпаду, у якіх апынуліся, а найболей — у якіх яшчэ апынёмся. А што апынёмся, тое відавочна ўжо для цэлага свету. I во дзіва: як ішлі ў той нерат, быццам ніхто не заўважаў, не біў трывогу, не пратэставаў — не толькі не спаліў сябе на плошчы, як той беспрацоўны славацкі камуніст, але нават не пасварыўся з начальствам. Каб нічога таго не бачылі, не заўважалі, дзень і ноч побач грукаталі глушылкі і шчыравалі ўсе органы, парткамы, арганізацыі — ад ЦК да СП, столькі сілы і грошай было патрачана на тое, каб схаваць найперш ад саміх сябе найвялікшы дзяржаўны сакрэт— бег да прорвы. Для таго ствараліся песні, пісаліся раманы, краіна жыла ў штучна створанай і старанна падтрыманай эйфарыі росквіту і праведнасці. Цяпер настала эйфарыя іншага зместу, эмоцыі гневу закіпелі ў нашых грудзях. Зрэшты, яно і правамерна: куды ж было падзецца тым эмоцыям, не зважаючы на ўсё, накопленым за столькі гадоў нематы і змушанага аптымізму. I гэта добра, што яшчэ захавалася гэтая здольнасць душы да неспакою, да хоць бы спазнелага і боязнага пратэсту. У тым пэўная адзнака таго, што нацыя не ўмёрла ў сваёй стогадовай быдлячай пакорнасці. Але перабудовачныя зрухі апошніх гадоў абудзілі не толькі праведныя народныя эмоцыі — прахапіліся ад спалоху і іншыя сілы. 3 розных куткоў краіны і асабліва верхніх паверхаў кіраўнічых гмахаў пачуліся слёзныя крыкі: нішчацца высокія арыенціры, хістаюцца ўстоі, глядзі рухне ўвесь так старанна збудаваны палац народаў, і настане канец. Але каму — канец? Калі чытаеш у «ПС» несканчоны лямант наконт пагібелі асноў, дык цяжка адмовіцца ад думкі, што некаму, відаць, ёсць што губляць са стратай тых шматгадовых устояў. Інакш бы так не лямантавалі. I праўда, ёсць. I сярод гэтых страт найперш, вядома, — яе вялікасць улада над уся і ўсім, чароўная адмычка ад усяго іншага, жаданага і зваблівага ў жыцці. Так, улада! Гэта некалі, у мінулым, людзі імкнуліся да традыцыйных даброт жыцця — зямлі, грошай, маёмасці, таго, што давалася працай некалькіх пакаленняў. Цяпер жа, каб дасягнуць жада- нага, трэба зусім іншае, і найперш — паслужлівасць. Розум? Дзелавітасць? Сумленне? He толькі не абавязковыя, але часцей за ўсё і замінаюць. Значыць, толькі паслужлівасць. Без гэтае самай распаўсюджанай пошасці веку не можа абысціся ніхто — ні чыноўнік, ні навуковец, ні мастак. Усё — талент, шчырасць, дабрыню і розум перамагае магутны малох улады, тыя, хто маюць уладу, хто на паўдарозе да яе, хто мае для яе патэнцыяльныя даныя. Перад уладай не можа ўстаяць ніхто. I калі сярод нас усё ж знаходзяцца тыя, хто могуць сёння сказаць, што яны незалежныя ад яе, што яны ўберагліся ад яе смяротна-зваблівых чараў і жывуць вольнымі людзьмі, дык мы павінны зняць шапку перад гэтымі нешматлікімі людзьмі. Павінны! Але ці здымаем? Ці таму нас вучыць жыццё? Хутчэй за ўсё мы іх узненавідзім. За тое, што яны не такія, як мы. He такія дробязныя трапетуны, як многія, і могуць сказаць, што думаюць. I нават выйсці на плошчу. Але тым яны быццам прыніжаюць нашу мізэрную годнасць. I прычыняюць клопат. А калі яшчэ да ўсяго дадаецца іх несумненны талент, дык наогул нашае непрыязі няма мяжы. Ужо тут мы не дамо ім узвысіцца хоць бы з прынцыпу, мы іх імкнёмся прынізіць, паставіць у наш звыклы рад. Любячы літаратуру, усё ж сябе мы любім болей за ўсё. Раней для таго прыніжэння былі хлёсткія азначэнні — «папутчык», «вораг народа», «ідэалагічны дыверсант». Цяпер не менш хлёсткія — «нефармал», «дэмакрат», «народафронтавец». Але ці не час паразумнець некаторым штатным энтузіястам пісьменніцкай канферэнц-залы — часы ўсё ж мяняюцца. Калі яшчэ да нас тое не дайшло, дык дойдзе, бо дайшло да іншых — нашых суседзяў, блізкіх і далейшых, дзе некаторыя з былых «нефармалаў», «заклятых дысідэнтаў» сталі героямі нацыі, прэм’ер-міністрамі, прэзідэнтамі. Але што ж, у нас на Беларусі — усё не так, як у людзей, прынамсі, як у Еўропе. На жаль, мы ўсё яшчэ — не Еўропа, і гэта не зважаючы на нашу гераічную гісторыю, на нашы ахвяры, наша легендарнае доўгацярпенне, якому няма мяжы.