Ад Скарыны і Фёдарава — у XXI стагоддзе  Адам Мальдзіс

Ад Скарыны і Фёдарава — у XXI стагоддзе

Адам Мальдзіс
Выдавец: Чатыры чвэрці
Памер: 208с.
Мінск 2018
66.91 МБ
Литва или литва?
В связи с тысячелетием в Литве, Беларуси и Польше появилось немало новых книг, а также циклов статей о том, что собой
представляли Русь и Литва в те далекие времена. И как писать эти слова: с большой буквы — как названия государств — или с ма­лой — как определения этнических сообществ? И чье это пле­мя — литва: балтское или славянское? Для того чтобы считать его балтским, вроде бы нет достаточных археологических и языковых доказательств. Та же самая ситуация возникает, если поставить литву в один ряд с кривичами, дреговичами, радимичами, волынянами.
Вот почему некоторые историки призывают литву считать не восточнославянским, а западнославянским племенем, пришлым с берегов Эльбы. Так, русский историк Михаил Голденков, перее­хавший из Томска в Минск, в своей острополемической, выдержав­шей два издания книге «Русь — другая история: Украина, Беларусь, Литва», суммируя утверждения других исследователей, доказывает: племя, давшее потом имя Литве как стране, первоначально образо­валось в провинции Мекленбург, на берегах Северного моря, где на­ходился город Лютенбург и жили лютичи (лютва). А потом они под натиском германцев и франков оставили своих ближайших славян­ских соседей, лужицких сербов и кашубов, переселились в верховья Немана и Вилии. Об этом, мол, свидетельствуют названия трех де­ревень Литва на территории сегодняшней Минщины, по две дерев­ни Литовск и Литвиновы на Гродненщине. Голденков, естественно, призывает не подменять сегодняшними терминами «Литва» и «Рос­сия» прежние этнические понятия.
Но, признаться, концепция Михаила Голденкова и его едино­мышленников показалась мне недостаточно убедительной: ну по­чему же этот западнославянский этнос селился не кучно (так легче было бы выстоять), а разбросанно, точечно... Это противоречие ис­чезает в книге минчанина Здислава Сицьки «Утроп літвы» (Барано­вичи, 2009). Слово «утроп» используется автором в соответствии со словарем С. Некрашевича и М. Байкова и обозначает «идти следом».
Так вот, 3. Сицька в своей основательной, подкрепленной мно­жеством библиографических ссылок книге убедительно доказы­вает, что литва — никакой не этнос, а сословие, служивые воины, рыцарство (похожее на боярство), вытесненное с побережья Север-
ного моря. На новых, восточнославянских, землях оно служило но­вым хозяевам снова же оружием, селилось в местечках и деревнях отдельными «концами» (красноречивый пример — кривичские Обольцы или деревня с озером Литовка, в народе — Лютовка, под самым Новогрудком. Последний факт очень интересен в свя­зи с утверждением Виюка Кояловича, что Миндовга короновали именно возле Новогрудка), а потом пробивалось к власти, осно­вывало собственные усадьбы и даже замчища. Давало, добавим от себя, князей и, весьма вероятно, первого и последнего литовского короля Миндовга. Все спорят, откуда он мог взяться в Новогородке, а его как смелого и умного воина просто могли пригласить из соседней с городом Литовки (Лютовки). К такому неожиданному выводу пришли мы в разговоре с известным историком-латини­стом Алесем Жлуткой.
И такие толкования, думается, сегодня удовлетворят и белорусов, и литовцев. О пришельцах с берегов Эльбы, как, скажем, и о викингах, уже не станешь спорить: кто же они, дреговичи или аукштайцы?
Спросите у городов!
Конечно, ответ на поставленный в заголовке вопрос, сколько лет нам, доказательнее всего искать в письменных источниках.
Однако не грех также спросить и у археологов, ведущих раскопки в самых старых городах и правомочных увеличить их возраст, как то случилось с Киевом, на несколько столетий. Ведь в 1009 году эти поселения уже существовали, торговали, процветали! Существо­вали как города — кривичские, дреговичские, радимичские, т. е., обобщенно говоря, русинские. 14 уже, подчеркну, — христианские, православные. Позволю себе здесь вспомнить энциклопедические истины. Первый раз Полоцк (Полотеск, Полотьск, у скандинавов — Полтеск) вспоминается в «Повести временных лет» (Лаврентьев­ском и Ипатьевском ее списках) под 862 годом, «Полоцкая земля» (в смысле княжество) — под 980-м, а Полоцкая православная епар­
хия — под 992-м. Туров как центр княжества в той же «Повести» — под 980-м. Это раньше, чем 1009 тод. Отсюда, возможно, и белорус­ская сдержанность к миллениуму.
Как свидетельствуют археологические находки, в первом тыся­челетии нашей эры уже вели торговлю и многие другие «русинские» города: Витебск, Заславль, Друцк, Могилев. Уже был Минск. Из­вестный историк нашей нынешней столицы профессор Захар Ши­беко сказал по этому поводу:
— Оставим в стороне давнишние споры, что первоначально Минск существовал в другом месте, над рекой Менкой, откуда и на­звание города, что «переселился» он к слиянию Свислочи и Немиги после пожара, следы которого действительно обнаружили над Мен­кой археологи. Но ведь чтобы зафиксировать летописный факт бит­вы над Немигой, состоявшейся 3 марта 1067 года, чтобы состоялась сама битва, несомненно, у стен замка, за которыми прятались жи­тели, необходимо было, чтобы город уже существовал. А городище у «Немиги кровавых берегов» могло возвышаться «до того» уже не одно столетие, ибо переселялись ведь не на пустырь.
Значит, мы имеем все права наряду с тысячелетием Литвы от­мечать и по меньшей мере тысячелетие Руси. Ведь если бы наши историки не были бы, как бы тут помягче сказать, такими скром­ными, то могли бы сегодня свой отсчет вести хотя бы от 862 года!
«Реконструкция» Берестья
Как одно из доказательств здесь «в строку» как раз очень хоро­шо ложится также книга «Брест на перекрестке дорог и эпох», только что вышедшая к 990-летию города над Бугом. Возможность провести «зримое путешествие в пространстве и времени» читате­лям предоставил автор концепции издания и его текста Александр Суворов. На Бресте я остановлюсь несколько подробнее, потому что, как увидим дальше, он имеет самое непосредственное отноше­ние к нашему близкому юбилею уже не как Руси, а как Беларуси.
Однако все по порядку. Сначала — о самой книге. Она ориги­нальна, хороша в полиграфическом отношении. Автор рассказы­вает не о сегодняшнем Бресте, а наглядно, как в документальном кино, реконструирует шаг за шагом его сложную историю. Ведь сам город-то не один, их четыре: Берестье, Брест-Литовск, Брест над Бугом и просто Брест — центр современной области. Они не совпа­дают как по дислокации (перемещение в связи со строительством крепости, пожары, военные разрушения, смена власти), так и по внешнему виду. По информации А. Суворова, который опирается на мнения историков, прежде всего открывателя древнего, деревян­ного, Берестья Петра Лысенко (ставшего рецензентом первой части книги), восточные славяне (бужане, дреговичи) поселились у слия­ния Мухавца с Бугом уже в VII веке. Новые раскопки свидетельствуют, что Берестье существовало примерно с 960 года. Упоминается же оно впервые в Новгородской летописи в строках, где говорится о событиях 1017 года. Но почему-то более «удобной» ученым по­казалась «Повесть временных лет», где сказано, что в 1019 году бе­совская сила «принесоша к Берестью» князя Святополка... От этой даты и ведется отсчет, скажем, в «Беларускай Энцыклапедыі».
В юбилейной книге говорится, что в ХП-ХШ столетиях Бе­рестье не раз меняло своих князей-властелинов. То оно, крупный ремесленный и торговый центр, входило в Туровское княжество, а вместе с ним — в Киевскую Русь. То становилось желанной вотчи­ной для западных соседей, предков нынешних поляков. А с 1199 года (запомним эту дату!) вошло в состав мощного Галицко-Волынского княжества, противостоящего Киевской Руси.
Так сколько же лет Беларуси?
На различных международных научных конференциях мне уда­валось проводить скрытый или явный опрос, с какого времени нам вести возрастной отсчет Беларуси. Большинство без сомнений отвечало: что за вопрос, конечно, с начала XX века — от БНР или
БССР. Ученые, интересовавшиеся славянской историей, еще вспо­минали, что после разделов Речи Посполитой в Подвинье и Поднепровье образовались белорусские губернии, просуществовавшие до 1840 года. Кое-кто знал, что еще в XVI веке собиратель пословиц Со­ломон Рысинский, родившийся в Полоцком воеводстве, считал себя по-гречески леукороссом, т. е. белорусом. А вот его предшественник Франциск Скорина называл себя то русином, то литвином.
В трудах же самых дотошных белорусских, русских и украин­ских историков отправной датой считался 1472 год. Тогда в гра­моте, направленной Папе Римскому Сиксту, великий московский князь Иван III именовал себя также «князем Белой Руси» (loannes dux Albae Russiae).
Более чем на сто лет Беларусь повзрослела в 1979 году, когда М. Колкер, американский исследователь средневековой Европы, опуб­ликовал в журнале Speculum («Зеркало») найденную им в Дублине рукопись XIII века «Описание земель», где рассказывается и о землях литовских. Автором описания является не пересказчик чужих на­блюдений, а, что особенно ценно, очевидец — ирландский миссио­нер, проповедовавший католичество среди ятвягов и жемайтов и при­сутствовавший на коронации Миндовга. Место проведения торжества определено весьма приблизительно: это «смежная с Русью земля Лит­ва», лежащая на восток от Жемайтии. Иа восток же от Литвы, говорит­ся в «Описании», находилась «Белая Русь» (Alba Ruscia), в которой уже присутствовал «брат Войслан» и через которую другому из миссионе­ров следовало отправиться на север, к язычникам-карелам.
Пока статья М. Колкера дошла (через Литву) до Минска, прошло 20 лет. По моей просьбе дублинской находкой занялся культуролог, знаток летописей Вячеслав Чемерицкий. На семинаре «Белорусскоирландские историко-культурные связи» (1999), организованном Международной ассоциацией белорусистов, он выступил с обстоя­тельным докладом, который через год был опубликован в сборнике «Беларусь Ирландия» (14-й выпуск «Беларусікі»), но это «повзросление» нынешнего названия нашей страны осталось не замечен­ным историками.
До 800-летия осталось 0 лет
И вот председатель Венгерской ассоциации белорусистов профессор Андраш Золтан в начале 2008 года присылает мне не менее сенсационную, но уже более конкретную публика­цию — «Вугорска-беларускі слоўнік» под редакцией Атиллы Голаша и Ларисы Станкевич (Ниредьгаза, 2007), который уже сам по себе является сенсацией. Это пятый (после греческого, япон­ского, английского и немецкого) неславянско-белорусский сло­варь. На очереди, насколько знаю, — латышский, испанский и ки­тайский. Следует еще добавить, что «Вугорска-беларускі слоўнік» на 13 000 слов вышел вслед за учебником белорусского языка для венгерских студентов и при поддержке посла Беларуси в Венгрии Елены Купчиной.