Ад Скарыны і Фёдарава — у XXI стагоддзе  Адам Мальдзіс

Ад Скарыны і Фёдарава — у XXI стагоддзе

Адам Мальдзіс
Выдавец: Чатыры чвэрці
Памер: 208с.
Мінск 2018
66.91 МБ
ваний в вильнюсской печати, и прекратилось проведение «рим­ских» конференций.
Таким образом, высказал я предложение во вступительном слове на нынешнем «круглом столе», мы имеем моральные право именовать эту ноябрьскую встречу в Минске «Римом-VI». И есть основания надеяться, что она станет конструктивнее, чем «Рим-V» в Тракае. Ведь за последние годы мы уже научились слушать и слы­шать друг друга, без чего невозможно никакое взаимопонимание.
Если речь идет о европейских традициях в истории как самого ВКЛ, так и его законных наследников, то они бесспорны и влияние их плодотворно. В этом смысле трудно переоценить значение для активизации связей с Западной Европой крещений и коронаций Миндовга и Ягайло в соответствии с римско-католическим обря­дом. Конечно, православие, уже господствовавшее в Полоцком, Туровском и Новогрудском княжествах до их вхождения в ВКЛ, воспринималось ближе и в территориальном, и в семейном плане. Но обуздать воинственных крестоносцев было легче, сделав своим союзником Рим. В дипломатии и Миндовгу, и Ягайло, и Витовту не откажешь: Грюнвальд предопределило, подготовило уже само крещение Литвы. Конечно, в западных влияниях таились и свои издержки, ведущие к конфессиональному раздвоению белорусско­го этноса, вытеснению уже знакомого церковнославянского языка непонятной латынью. Но, с другой стороны, именно через Польшу и Чехию к нам пришли идеи Ренессанса и Реформации, мы обрели издания Скорины и Будного, произведения Миколы Гуссовского и Андрея Римши, несвижский фарный костел, ставший вторым по счету памятником архитектуры барокко в Европе.
Безусловно, европейские традиции прежде всего воспринима­лись и развивались в Вильно, где располагался великокняжеский двор, образовалось первое в ВКЛ высшее учебное заведение — Ви­ленская академия (потом — университет). Однако огромная роль в распространении идей гуманизма, Реформации, а позже Контрре­формации и Просвещения, новых художественных направлений барокко, классицизма и сентиментализма принадлежит «некороно­
ванной столице» ВКЛ Несвижу, магнатским дворам Сапегов в Ружанах, Огинских в Слониме, Хрептовичей в Щорсах, базилианским монастырям в Жировичах и Борунах и так далее. А сколько пред­ставителей местного магнатства (окружавших себя выходцами из мелкой шляхты, которые нередко даже превосходили по талантам своих патронов) отправлялось на учебу в западноевропейские уни­верситеты! Потом, возвратясь, они создавали памятники культуры, оставшиеся нам в наследие. Но в наследие — чье? По моему мне­нию, это наследие можно, опять-таки очень условно, разделить на три группы. Первая — памятники этнически литовской культуры: «Катехизис» Мартинаса Мажвидаса, издания Микалоюса Даукши, записи литовского фольклора. Вторая — издания Франциска Скорины, виленской типографии Мамоничей, предназначенных для православного «люду посполитого», значит, предков нынешних белорусов. Но как разделить летописи и статуты ВКЛ, Литовскую метрику, копившуюся в Несвиже, в архиве ВКЛ? Создавались они на древнебелорусском языке, но выражали общекняжеские идеи. И кому принадлежат памятники латиноязычной литературы, вос­певающие мощь и величие ВКЛ, — вспомним хотя бы «Песнь о зу­бре» Миколы Гуссовского или поэмы Андрея Римши?
Очевидно, говорили участники «круглого стола» во время дис­куссии, все это надо не столько делить, сколько воспринимать как единое, неделимое и неповторимое целое. Как феномен той, преж­ней Европы XIV-XVIII столетий и своеобразный, почти совершен­ный прообраз Европы нынешней, опять объединяющейся (будем надеяться). Дважды в одну и ту же реку войти нельзя, но использо­вать опыт прошлого надо стремиться.
Итак, если суммировать все мысли, высказанные во время дис­куссии на «круглом столе», ВКЛ следует воспринимать не столько как идеал, а более как поучительный пример прагматического ре­шения государственных, этнических, конфессиональных, культур­ных вопросов в сложных условиях нахождения между Востоком и Западом. Профессор Каунасского университета Эгидиус Александравичюс подчеркнул: именно своим многообразием плодотворны
традиции ВКЛ. Они не поддаются унификации, схеме, наброшен­ной сверху. Европе мы интересны как раз своей разностью — преж­ней и нынешней. Мы должны быть терпеливы к историческим мифам, «сказкам» своих соседей и одновременно критически под­ходить к собственным порождениям этноцентризма. Полное един­ство взглядов наших историков вряд ли возможно и целесообразно (ведь в споре рождается истина). Нам необходим здравый смысл, знание того, что пишется и провозглашается соседями, нам необхо­димо взаимопонимание.
Вступив в полемику, белорусский историк Георгий Голенченко высказал предостережение: мы не должны увлекаться историческими сказками — это не профиль специалистов. А кто тогда будет разоб­лачать «сказки»?! От себя добавлю: и умолчания. Например, говоря о коронации Миндовга, некоторые литовские историки не упоминают, что этот исторический акт совершился в Новогрудке, исследуя битву под Грюнвальдом, не говорят, что наибольшие потери в сражении по­несли хоругви, сформированные на белорусских землях.
На заседании «круглого стола» говорилось также о том, что расхождение взглядов историков порой неизбежно в силу разли­чия национальных интересов. Скажем, литовцы и поляки долж­ны понимать, почему белорусы, в отличие от них, положительно характеризуют сентябрьские события 1939 года. Ведь белорусы восприняли произошедшее как исправление исторической неспра­ведливости, порожденной разделением белорусских земель в со­ответствии с Рижским договором 1921 года. На заседании даже прозвучала мысль, что белорусы должны были бы считать этот договор недействительным, поскольку их интересы оказались не учтены при его заключении.
Возник также вопрос о том, что белорусы, литовцы и поляки лучше всего бы могли познавать свои общие культурные ценности во время туристических поездок. Литовцев, скажем, заинтересовал бы маршрут «Золотое кольцо Беларуси», включающее замки и свя­тыни, возведенные во времена ВКЛ, белорусов — памятные места Вильнюса, связанные с историей белорусской культуры, поляков —
места, связанные с жизнью и творчеством Адама Мицкевича и Эли­зы Ожешко. Как сказал в своем заключительном слове Чрезвычай­ный и Полномочный Посол Литвы в Беларуси Эдминас Багдонас, «втихую» все это делается, пора договориться «легитимно».
И еще одно странное, вернее, курьезное «разногласие». Уходя из здания литовского посольства, я заметил рекламный лист Му­зея центра Европы. Оказывается (каюсь: не знал), такой музей су­ществует в 20 минутах езды от центра Вильнюса, около Зеленых озер. А я, грешный, все время верил, что этот центр в Беларуси: сначала — над Березиной, потом — у озера Шо, в последнее вре­мя — в Полоцке. Неужели и здесь мы не можем договориться, дабы не смешить людей?!
И все же, несмотря на скептическое высказывание польского историка Мариуша Савицкого: «А даст ли нам что-либо сия дискус­сия?», мне кажется, разговор получился конструктивным и плодот­ворным. Прежде всего благодаря предложениям на будущее.
СБ. Беларусь сегодня. — 2009. — 1 дек.
II.	Шмдтгдлоссе кердвызнднняў
Ш ляхам згоды і святла
Роздум пасля выступления Патрыярха Кірыла ў Палацы Рэспублікі
W Д Патрыярха Кірыла было шмат сустрэч на беларускай зямлі. ЧаШ лавек — істота ўвогуле кансерватыўная, што і добра, і дрэнна.
I Ён неахвотна развітваецца з ранейшымі напластаваннямі ў душы і сэрцы, рэдка адразу ж, легка пагаджаецца з нечым новым, што парушае ўстойлівыя стэрэатыпы. Пра гэта мне думалася пасля выступления Патрыярха Кірыла на ўрачыстым сходзе ў мінскім Палацы Рэспублікі.
Прывяду прыклады, якія мяне ўразілі і пераканалі. Яшчэ са студэнцкіх часоў у глыбіні свядомасці адклалася параўнанне Расіі ды заадно і Украіны са старэйшымі сёстрамі, а Беларусі — з малодшай. Першыя, зразумела, асацыяваліся з больш магутнымі і разумнымі стварэннямі, а другая — з нечым кволым ды нягеглым. Я разумеў, што такія параўнанні пярэчаць майму беларускаму патрыятызму, спараджаюць небяспечны комплекс непаўнавартаснасці... Але стэрэатып укараніўся настолькі, што я знаходзіў суцяшэнне ў згодніцкім параўнанні Беларусі з Папялушкай: што ж, няхай яны будуць старэйшымі сёстрамі, але затое малодшая дзякуючы згубленай хрустальнай туфельцы ўрэшце сустрэне свайго каралевіча, знойдзе сапраўднае шчасце. Не бянтэжыла мяне няпэўнасць: а дзе ж тая туфелька, ці заўважыць яе казачны каралевіч? I адкуль ён з’явіцца? 3 іншага, суседняга каралеўства?.. Каюся: нават яшчэ ў 2006-м свой артыкул у варшаўскім зборніку, прысвечаным беларускаму і польскаму паэту і вучонаму Аляксандру Баршчэўскаму, я бяздумна азагаловіў: «Ці ператворыцца беларуская Папялушка ў панну на выданні?»
А Патрыярх Кірыл, глянуўшы на расцяжку на сцяне, якая заклікала да ўмацавання Беларусі, пацвердзіў: «Так, ваша краіна нам усім патрэбна толькі моцная і квітнеючая. I тут жа прыгадаў: у “Аповесці мінулых гадоў” ноўгарадская, полацкая і кіеўская Сафіі згадваюцца пад адным і тым жа 862 годам! I зрабіў вывад: значыць, мы маем справу з трыма сталымі мужчынамі прыкладна аднаго і таго ж узросту; яны маюць асобныя хаты, але памятаюць пра агульную роднаснасць і прыходзяць адзін да другога з дапамогай!»
Міфалагема пра малодшую сястру выветрылася з маёй падсвядомасці імгненна!
Тое ж самае здарылася са стэрэатыпам «Беларусь — мост паміж Усходам і Захадам». Зноў каюся: я таксама некалькі разоў выкарыстоўваўяго, пішучы пра перакрыжаванне ўсходнеславянскіх, праваслаўна-візантыйскіх і заходнееўрапейскіх, каталіцка-раманскіх і пратэстанцка-германскіх традыцый і ўплываў. I толькі пасля адпаведных слоў Патрыярха зразумеў: мост — гэта ж нешта хісткае і няпэўнае, а пад ім — водная плынь. Чужы ўплыў толькі тады мае рацыю быцця, калі культурнае зерне падае на ўстойлівую глебу, можа на ёй прарасці да творчага сінтэзу. Карацей, калі перамагае сваё. Так нарадзіліся Скарына і Купала, «віленскае» барока, слуцкія паясы і драўляныя цэркаўкі на Палессі. Ды ці мала чаго іншага адметнага!
Яго Свяцейшаства шырока і плённа выкарыстоўваў як біблейскія, так і чыста літаратурныя вобразы і параўнанні, гаворачы пра патрыятызм, двойчы назваў Якуба Коласа, па разу — Багдановіча і Быкава. А мне прыгадаліся шматлікія выпадкі, калі ў нас, на жаль, блыталіся патрыятызм з варожасцю, нацыянальнае — з нацыяналізмам. Што, несумненна, вядзе да раздваення грамадства і вельмі аслабляе дзяржаву. Супрацьстаянне ці то ў супольнасцях, асабліва этнічных і творчых, ці то ў дыяспары (вунь у адным Санкт-Пецярбургу каля дзесяці беларускіх арганізацый!) часта заканчваецца, на жаль, не супрацоўніцтвам, а канфрантацыяй і анігіляцыяй. Раней мне здавалася, што «непрымірымыя» крочаць у адным шэрагу. А цяпер, праслухаўшы навучанні Патрыярха, выразна ўсвядоміў: яны ў такіх выпадках топчуцца на месцы. I хоць робяць выгляд, што дзьмухаюць адзін на другога, а на самай справе