Ад Скарыны і Фёдарава — у XXI стагоддзе
Адам Мальдзіс
Выдавец: Чатыры чвэрці
Памер: 208с.
Мінск 2018
знали дети и внуки Ольгерда. Да какие дети! Среди них (правда, уже от другой жены, Ульяны Тверской) — будущий король Польши Ягайло. Ходила молва, будто, приехав в Краков, Ягайло только на этом языке мог общаться скоролевой Ядвигой, которая, в свою очередь, не знала литовского (как король — польского и латины).
Вслед за княжнами на литовский двор потянулись писари и переписчики, толмачи. Благодаря им древнебелорусский язык становится, как бы мы сегодня сказали, языком межнационального общения. На нем пишут послания в Москву и татарам, крестоносцам и полякам. И что самое интересное, на нем же получают ответы. Вот какая появилась востребованность!
Все вышесказанное — не мной придумано, а подробно изложено в брошюре классика литовской литературы Людаса Гиры, хорошо знавшего историю в целом и историю родного языка в частности.
Этническое разнообразие
Литовские князья и их рыцарство стали не единственными среди иноэтнических жителей, приобщившихся к старому белорусскому языку как к родному. После походов князей Ольгерда и Витовта на юг, в Крым, на белорусской земле возникли поселения крымских татар — и пленников, и наемных воинов. В мирное время они хозяйничали — прежде всего прославились искусным разведением овощей. Но хозяек-татарок в доме не было и быть не могло. И тогда опять сработал «женский фактор». Жены-белоруски через одно-два поколения сделали невероятное, исключительное в евроазиатском мире: их мужья-мусульмане сначала заговорили, а потом начали и писать свои священные книги, даже Коран, арабской вязью, но... на белорусском языке! Причем этот язык — и фонетически, и лексически — оказывался чище, чем в текстах, писанных кириллицей или латиницей.
Влияние белорусского языка, но значительно меньшее, чем у татар, ощутили также евреи, бежавшие от преследований из За-
падной Европы и нашедшие в исторической Литве вторую родину. Недаром они сами себя называли литваками, и недаром потом из их среды, очерченной в царские времена «чертой оседлости», вышло столько выдающихся государственных, религиозных деятелей и даже «возродитель» древнего иврита. В идише тоже можно отыскать белорусизмы. Евреи многому научились у белорусов в бытовом плане. В целом влияние происходило, как показала проведенная Международной ассоциацией белорусистов специальная научная конференция, с взаимной пользой (особенно в художественной литературе и изобразительном искусстве).
Белорусский язык, как книжный, так и разговорный, хорошо воспринимался входившими в состав ВКЛ латышами-латгальцами, украинцами (до их соединения после Люблинской унии в составе польской Короны). А если к этому разнообразию языков и этносов добавить еще поляков-мазуров, переселявшихся на Полесье, чтобы выжигать из древесины поташ для стирки белья, мастеровитых немцев и чехов, беглых из Московии староверов, получится уникальный для Европы того времени Вавилон. И объясняется его возникновение и существование тем, что белорусские земли находились на европейско-азиатском «перекрестке», на пограничье двух великих культурных макромиров — восточнославянского, православно-византийского, и западноевропейского, католического и протестантского.
Конфессиональное и культурное разнообразие
Взаимодействием двух макромиров объясняется и поликонфессиональность белорусских земель во времена ВКЛ. Здесь православие столетиями соседствовало с католицизмом, а потом с протестантизмом и униатством, магометанство с иудаизмом. Очень живучими оставались (особенно в западной части) языческие традиции. Все это оказывало влияние на культурное, особенно литературное, разнообразие. Конечно, случались и этнические,
религиозные противостояния. Но преобладало все-таки взаимообогащение, плодотворный синтез. Чтобы подробно узнать, что сие дало Беларуси, Европе и миру, надо обратиться к истории искусств. Приведу лишь несколько примеров-подсказок: слуцкие пояса, деревянное церковное зодчество на Полесье, так называемое виленское барокко, издания Франциска Скорины и Сымона Будного, литературное творчество Николая Гусовского и Симеона Полоцкого.
Так почему все же Литовское?
Помню, в 1990 году, когда мне выпала честь участвовать в составе белорусской делегации в работе Генеральной Ассамблеи ООН, в кулуарах я стал невольным свидетелем, а потом и участником разговора украинского и белорусского дипломатов с их коллегой из Африки. Речь шла о нашей независимости.
— Ну украинцы еще имеют какие-то исторические права на государственность, — недоумевал африканец, на ходу вспоминая курс лекций в университете имени Патриса Лумумбы. — Там хоть казачество было, Запорожская сечь, гетманы... А у белорусов что? Никто о них ничего не слыхивал вплоть до последнего времени. Кто вас придумал?! Большевики? Националисты?
— Почему придумали? Ведь существовали давние традиции. Кстати, наш Скорина подготовил для белорусов первый восточнославянский перевод Библии...
— Но имени своего у вас не было! Называли вас Русью — значит, вы русские с некими местными отличиями.
— Однако же, — тут деликатно вмешался в дискуссию и я, — коль вы учились в университете имени Патриса Лумумбы, должны были читать у классиков марксизма-ленинизма, что раньше существовали две Руси: Русь Московская и Русь Литовская...
— Вот видите: Литовская все-таки, а не Белорусская!
— Наша историческая особенность, — продолжал я гнуть свое, — заключалась в том, что мы долго, очень долго, вплоть до по-
следнего времени, входили в состав иных, более мощных государственных образований, выступали в истории под чужими именами: сначала — Киевская Русь, потом — Великое Княжество Литовское, Речь Посполитая, наконец, Российская империя и Советский Союз, межвоенная Польша. И в них механически становились то русскими, то поляками, то снова русскими.
— А почему вы не боролись за свое имя, ирландцы боролись — и сохранились.
— Язык все же почти потеряли...
— А вы и имя свое — основу! — африканский дипломат торжествовал, ибо думал, что одержал победу. Победу мнимую, потому что имя-то у нас свое было уже во время образования ВКЛ. Что засвидетельствовал не кто иной, как ирландец! Правда, узнал я про это с опозданием, лишь несколько лет спустя.
Дублинская находка
Про нее мало у нас кто знает, хотя находка, сделанная в рукописном отделе дублинского Тринити колледжа, имеет для Беларуси принципиальное значение в плане национального и державного самоутверждения.
Обнаруженная американским ученым М. Колкером в Тринити рукопись по истории и географии Европы XIII столетия включала трактат «Описание земель», сочиненный не по слухам, а по личным наблюдениям свидетеля и участника событий — христианского миссионера-путешественника, который проповедовал среди язычников ВКЛ в первые годы существования княжества, — он даже присутствовал на коронации Миндовга! Так вот, ирландский миссионер упоминает брата Войслана, проповедовавшего на землях восточнее Литвы, которые назывались Белая Русь, — Alba Ruscia. Но там уже приняли православие, и брату Войслану не было чего делать. Поэтому миссионер советует ему двигаться на север, к карелам. Легко сделать вывод, что под Белой
Русью подразумевалась восточная часть ВКЛ. Конечно, полученные сведения миссионер мог передать Миндовгу и даже предложить изменить название княжества. Но вряд ли это что-нибудь дало бы, ибо княжество уже имело свое официальное наименование, основанное на названии его центральной, основной части, по мнению ученых, происходившем от маленькой речки Литва, притока Немана.
Остается добавить, что свою находку М. Колкер описал в американском журнале Speculum («Зеркало») еще в 1979 году. О дублинском открытии впервые я прочел в литовском переводе американской публикации. Обо всем тут же сообщил в редакцию журнала «Спадчына», вырезку передал своему академическому коллеге Вячеславу Чемерицкому, который, основываясь на ней, подготовил доклад и публикацию «У истоков белорусско-ирландских связей», напечатанную в 14-м выпуске серийного издания «Беларусіка=А1Ьагй1Ьепіса» (Минск, 2000). Но «серьезные» историки таких изданий обычно не читают и попрежнему утверждают, что название Белая Русь по отношению к белорусским землям появилось только в конце XV столетия в грамоте московского царя Ивана III, направленной Папе Римскому Сиксту.
Уроки ВКЛ: гражданственность
Из сказанного выше вытекает, что в ВКЛ предки белорусов выступали под двумя именами: литвинов (вместе с литовцами-аукштайцами) и русинов (вместе с украинцами и русскими, жившими на Смоленщине, Псковщине и Брянщине). Что, однако, ничуть не помешало им, несмотря на этнические и конфессиональные различия, консолидироваться в единое государство с жмудинами, латгальцами, а также гостеприимно принятыми поселенцами — татарами и евреями. Для жителей ВКЛ прежде всего была важна государственная принадлежность. Ею они гор
дились, ее защищали во время Ливонской войны, нашествия на Полоцк Ивана Грозного, во время принятия Люблинской унии, где Польша навязала обессилевшему ВКЛ свой вариант соглашения. Свою полную независимость пытались возродить во время войн и сговоров XVII-XVIII столетий. Не забудем, что частичную независимость гражданам ВКЛ удалось сохранить вплоть до разделов Речи Посполитой, до восстания под руководством Костюшко. Это неправда, будто бы последний отрекся от своего «русского» (униатского) происхождения, ибо всегда и везде подчеркивал, что он «литвин». Таким образом, белорусов и литовцев объединяют целых пять столетий общей государственности. Мечта о ней жила и в XIX столетии: в проектах Михала Клеофаса Огинского, которые вручались Александру I, в строках поэмы Адама Мицкевича «Пан Тадеуш»: «Litwo! Ojczyzno moja! Ту jestes jak zdrowie...» (хотя Мицкевич литовского языка не знал, о чем свидетельствуют его три записи литовского фольклора), в поэзии Владислава Сырокомли и Винцента Дунина-Марцинкевича, музыке Станислава Монюшко и Мечислава Карловича, полотнах доброго десятка живописцев. А если воспоминание о каком-то явлении рождает прекрасное, значит, и само это явление не может оставаться в нашем сознании со знаком минус.
КНІГІ ОНЛАЙН
