КНІГІ ОНЛАЙН
Пошук сярод кніг, што прайшлі індэксацыю гуглам. Некаторыя кнігі гугл не знаходзіць
С 1906 г. в научной деятельности Б. Пилсудского начинается второй период. Он много путешествует по Европе, им издается большое количество статей, публикуются результаты исследований, проводимых на Сахалине. Ученый вступает в Польско-Турецкую ассоциацию по исследованию науки и литературы, затем — во Французское географическое общество, где читает лекции по проблемам Дальнего Востока. В Англии Б. Пилсудский организовал специальные вечера для прослушивания айнских песен, записанных на восковых цилиндрах. В 1911 г. в Закопано по инициативе ученого возникла так называемая этнографическая секция Татранской ассоциации, председателем которой стал он сам. Б. Пилсудский организовывал лекции, а также способствовал созданию коллекции для Татранского музея. В 1916 г. исследователь был ибран президентом Польско-Литовского комитета в Лозанне. Там он прочел курс лекций «Поляки в Сибири». Что касается издательской деятельности Б. Пилсудского, то в 1912 г. вышел его большой труд, посвященный фольклору айну, материалом для которого послужили исследования ученого, сделанные на Сахалине. Он начал работать над книгой «С Дальнего Востока: Сахалин-Сибирь-Япония. Воспоминания ссыльного». К сожалению, эти мемуары сохранились только в набросках. Б. Пилсудский умер в Париже 17 мая 1918 г. В настоящее время собранные им коллекции и рукописи находятся в разных концах света: в США, Западной Европе, России, Японии, Польше. Семен Букчин (Варшава Минск) ЕГО ИМЯ ВОШЛО В ЯПОНСКИЕ УЧЕБНИКИ В Кракове и Закопанэ прошла Третья Международная конференция, посвященная этнографу и лингвисту Брониславу Пилсудскому. Он был на год старше Юзефа. Того самого, маршала Польши, воссоздателя польского государства после почти полуторавекового небытия. Родился в 1866 г. (вспомним, что как раз в это время переехал в Мали, находящиеся недалеко от Зулова, Иосиф Гошкевич) в фольварке Зулово Свенцянского повета на Виленщине. Свенцяны — стык традиций, культур белорусской, литовской, польской. Наверное, поэтому на всех трех конференциях (две предыдущие прошли на Хоккайдо и Сахалине), посвященных Брониславу Пилсудскому, в чьем-то не столько научном, сколько патриотическом выступлении обязательно поднималась тема его национального самосознания. Вот и на последней, краковской, журналистка из Вильнюса усиленно доказывала, что Пилсудский занялся сахалинскими айнами, невольно отдавая дань бродившему в его подсознании древнему литовскому язычеству. Но будем все-таки верить самому Пилсудскому, считавшему себя поляком, хотя он прекрасно был осведомлен об особенностях происхождения своего древнего рода, связанного кровно с легендарными литовскими князьями, называл себя «литовским поляком». В этом месте строгий белорусский патриот укажет мне на разницу между этнической и исторической Литвой, коей является старая Беларусь, из которой и выводятся Пилсудские. И я, тоже будучи белорусским патриотом, хотя и не очень строгим, не буду здесь спорить. Добавлю только, что Бронислав, как и Юзеф, помимо польского, хорошо знал и литовский и белорусский языки, не говоря уже о русском, на котором вынужден был (иначе не пропустила бы цензура) писать родным с сахалинской каторги. Путь же на каторгу ему был, что называется, предопределен. А как могло быть по-другому, ежели отец был комиссаром Ковенского уезда во время восстания 1863 г., ежели уже в Виленской гимназии, в которой учился вместе с Юзефом, он организовал подпольный кружок. А будучи студентом юридического факультета Петербургского университета, в 1887 г. вошел в организацию Александра Ульянова, готовившую покушение на Александра III. Как известно, пятеро ее участников вместе со старшим братом Ленина были казнены. Бронислава Пилсудского приговорили к 15 годам каторги на Сахалине. Некий парадокс заключается в том, что Бронислав изначально был противником террора, но помог укрыться одному из курьеров, перевозивших деньги для террористической организации «Народной воли», и — что оказалось самой тяжелой уликой на суде — раздобыл химикаты для бомбы, предназначавшейся царю. Итак, Сахалин, каторга... Тяжелая доля сосланных революционеров... Бесчеловечный царизм... Эти штампы из советских учебников по истории России уже давно соперничают с реальными биографиями не такого уж и короткого ряда деятелей революционного движения. Конечно, каторга не была домом отдыха. Но вот так получилось, что благодаря суровому царизму, вырвавшему молодых людей из сферы подпольных квартир, листовок, прокламаций, самодельных бомб, мировая наука получила плеяду замечательных ученых, исследователей быта и языков народов Сибири, Дальнего Востока. Лев Штернберг, Владимир Тан-Богораз, уроженец Беларуси Эдуард Пекарский... А уж что касается поляков, то здесь и Вацлав Серошевский, имя которого и сегодня священно в Якутии, и Бенедикт Дыбовский (кстати, родившийся в Адамарине под Минском), автор трудов о камчадалах и ительменах, и Агатон Тиллер, исследователь Забайкалья... И, конечно же, Бронислав Пилсудский, имя которого в новой Польше вернулось после долгого небытия, определявшегося запретом со стороны коммунистической власти на все, что связано было с именем маршала Юзефа Пилсудского как несомненного врага Советского Союза. Пилсудские были в опале не только в царские времена. Но ежели вернуться на Сахалин конца 80-х гг. позапрошлого столетия, то мы увидим, что Бронислав совсем недолго был на физических работах. Очень скоро администрация острова начинает использовать его как человека образованного: он работает в канцелярии, проводит метеорологические исследования, учит детей в местной школе. Знаменательной оказалась встреча Пилсудского с также сосланным на остров народовольцем Л. Штернбергом, подсказавшим Брониславу идею заняться исследованием быта коренных народов Сахалина — гиляков (нивхов) и айнов. Айны стали судьбой Пилсудского в самом непосредственном смысле этого слова. Таинственный народ, обычаи которого, язык, происхождение, наконец сама внешность (мощный волосяной покров по всему телу) не давали повода для какой-то местной «привязки». Айны никого не напоминали — ни орочей, ни гиляков, ни тем более японцев или корейцев. Их песни и предания говорили о внеземном, небесном происхождении народа. О пришельцах из космоса тогда не говорили, но айны пели о космосе как своей родине. Пилсудский не только досконально изучил их язык и составил его грамматику, записал на восковые валики их песни. Он стал защитником айнов от злоупотреблений островной администрации, деятели которой в насмешку прозвали его «королем айнов». Айны и в самом деле почитали его как своего короля, они приняли Пилсудского в свою среду, он женился на аинке Хухамме, родившей ему сына и дочь. Об исследованиях Пилсудского — к этому времени появились его научные публикации — узнало Российское географическое общество. Достойные люди, русские ученые, начали хлопотать за талантливого поляка. В 1896 г. по амнистии, объявленной после смерти царя, каторжные работы, которых он по сути не отбывал, заменили на положение ссыльнопоселенца, что дало возможность вскоре (опять-таки благодаря серьезным рекомендациям) занять место смотрителя в музее Владивостока. Вместе с В. Серошевским он выезжает на Хоккайдо, где продолжает исследования, связанные с айнами. В 1905 г. Бронислав обрел полную свободу. Он хотел выехать в Европу вместе с женой и детьми, но старейшины рода запретили Хухамме вместе с сыном Сукезо и дочерью Кийо следовать за мужем. Бронислав приезжает в Краков, его научные труды уже достаточно известны, и в Ягеллонском университете ему уже готовятся предоставить кафедру этнографии. Но нет у него соответствующих академических регалий, не говоря уже о дипломе, и кафедральный «проект» отодвигается в тень. Пилсудский продолжает свои этнографические штудии в университетах Швейцарии, изучает, в том числе в Париже, опыт организации европейских музеев, посвященных культуре разных народов. И снова возвращается на родину, работает во Львове, в Кракове и Закопанэ, создает научные общества, этнографические секции, собирает экспонаты для Татранского музея, призванного запечатлеть особенности быта и культуры польских горцев. Он стоит во главе многих издательских начинаний. Постепенно вырисовываются контуры серьезного проекта — школы польской этнографии. Первая мировая война застала его в Швейцарии. Он живет в Лозанне и Фрайбурге, пополняет коллекции Национального польского музея в Рапперсвилле, который поляки-эмигранты организовали еще во времена Тадеуша Костюшко. Он чувствует, что у Польши появляется шанс обрести независимость, и связывается с Национальным польским комитетом в Париже, где сотрудничает с Владиславом Мицкевичем, сыном великого поэта. Бронислав полон планов и надежд... 17 мая 1918 г. он утонул в Сене. Как свидетельствует полицейская хроника, упал с моста. Убийство? Самоубийство? Исследователи до сих пор спорят о причинах этой трагедии. Его похоронили на кладбище в Монморанси. А через полгода произошло «чудо на Висле» — Юзеф Пилсудский остановил под Варшавой и обратил в бегство армию Тухачевского. Началась межвоенная история Польши, в которой Бронислав как ученый в расцвете таланта мог многое сделать. Он собрал богатейшие коллекции, но бедность душила, и потому вынужден был часть их продавать. Прекрасная его коллекция, пожертвованная Национальному музею, погибла во время бомбардировок Варшавы в сентябре 1939 г. Но уцелело самое ценное — собрание фонографических восковых валиков с песнями айнов. В 1983 г. японские ученые с помощью лазерной техники восстановили валики и сумели воспроизвести записи. Вообще в Японии Бронислав Пилсудский — национальный герой, имя которого вошло в школьные учебники. Не случайно первая Международная конференция, посвященная его наследию, состоялась в 1985 г. в Саппоро. Вторая прошла в 1991 г. в Южно-Сахалинске, где тогда был открыт его памятник. И вот третья... Краков-Закопанэ, города, где жил и работал Б. Пилсудский. На конференцию приехали ученые из разных стран, больше всего из России и Японии. Второй раз встречаю Казуясу Кимура, инженера из Йокогамы, внука Бронислава Пилсудского. О том, что он потомок знаменитого польского этнографа, Казуясу узнал 17 лет назад. Айны ушли с Сахалина вместе с японцами после того, как по Портсмутскому договору южная часть острова была передана СССР. Отец и мать ничего не рассказывали о деде, боялись преследований со стороны тогдашних японских властей. Кимура приехал вместе с дочкой. Чистокровный по виду японец, он выделяется среди невысоких и щупловатых соотечественников славянской статью — ростом, развернутостью плеч.