Беларусь превыше всего!
(О национальной беларуской идее)
Анатоль Тарас
Выдавец:
Памер: 240с.
Смаленск 2011
шейся в течение второй половины XIX века выработать определенную культурную идентичность.
В рамках западнорусизма произошли следующие события:
— опознание славянскости и русскости в литовской истории;
— появление мифа преданного народа;
— критика механической колонизации.
По мнению «западнорусов», имперская администрация, вместо того, чтобы выращивать здесь заглушенные ростки русскости (= беларускости), заселяла край приезжими чиновниками, которые были абсолютно глухи к местным инициативам, относились к ним с презрением и действовали в согласии с поляками, вместе высасывая последние соки из народа.
Беларуский проект III
(национально-социальное освобождение)
В 1891 году в Кракове, на территории тогдашней Австро-Венгерской империи, вышла скромная книжечка под названием «Дудка беларуская», которая открыла новую эпоху и возвестила о возникновении новой беларуской идентичности.
Все прежние проекты стремились говорить о народе и от имени народа. Франтишек Богушевич впервые заговорил голосом самого народа и предложил другую эпистомологичную и культурную перспективу — перспективу угнетенного. В этой перспективе реальность была увидена глазами «мужика» и выглядела страшнее кафкианских кошмаров.
Несмотря на то, что творчество Богушевича при его жизни попало скорее в культурный архив, чем в актуальную культуру, в начале XX века часть краевых элит развернула проект Богушевича в дискурс беларуского возрождения (освобождения).
Таким образом, мы можем констатировать, что к концу XIX века сложилось новое беларуское культурное пространство, разноязычное и поликультурное. Различные идентичности и культурные проекты, возникавшие в этом пространстве, конфликтовали между собой, развивались параллельно, противоречиво и т.д. Но, тем не менее, все они были взаимосвязаны и взаимодополнительны, все они отражали культурные стремления тех либо иных слоев населения. Можно даже утверждать, что «кон-
церт идентичностей» XIX века был естественным следствием социальной и культурной гетерогенности (разнородности) тогдашнего общества.
Та «краевая» культура, которая сложилась со второй половины XIX века, не была культурой мононациональной, но, безусловно, была беларуской. Она явилась определенным компромиссом, ориентированным на культурный диалог в разнокультурном и разнонаправленном «слабом» беларуском обществе.
Однако в этом слабом обществе существовала одна доминанта, один общий консенсус: народ. И этот народ во второй половине XIX века окончательно был определен как беларуский.
3. Беларуское Возрождение: народ и его пробудители
В конце XVIII века под Беларусью имели в виду восточные территории ВКЛ (Речи Посполитой), она была одним из исторических регионов наряду с Литвой, Полесьем, Жмудью (Жамойтией) и Инфлянтами (Ливонией). Этот региональный раздел сменил традиционное деление на Литву и Русь, ибо Русь стали отождествлять преимущественно с украинскими землями.
В результате раздела Речи Посполитой Беларусь отрывается от Литвы и противопоставляется Литве (которая уже приобрела романтический колорит) идеологически, культурно и территориально. Эта новая беларуская идентичность опиралась на шляхетскую модификацию идеи «тутэйшасьщ».
Вследствие возникновения западнорусского проекта этой здешней (беларуской) идентичности противопоставляется ее народническая версия.
На почве народнической идеологии появился новейший беларуский проект — проект освобождения. Вскоре он начал представлять собой единственную аутентичную форму самопрезентации народа. Слово «беларуский» начинает трактоваться как название потенциальной нации, а народническая деятельность по пробуждению «спящего» деревенского субстрата этой будущей нации постепенно переросла в организованную работу ради выработки идентичности и создания новой высокой культуры. Это новое культурно-политическое движение, которое воз50
никло и оформилось в начале XX века, называло себя Беларуским Возрождением.
Моментом начала беларуского Возрождения можно считать 1902 год, когда в Петербурге был создан «Круг беларуского народного просвещения и культуры» с народнической программой «пробуждения народа от его могильного сна»*.
Программа нашла свое первое воплощение в призыве «К интеллигенции», где констатируется «почти животное состояние», в котором находится народ, оторванный от своей истории, и ставится задача «сплести века прошедшие с современностью», «дать народу просвещение». «Почти нет народной литературы, нет историков; надо все это создать».
Но реализовать эту задачу невозможно, пока репрезентанты народа остаются «невольниками по своей душе» и «целуют царский бич». Таким образом, задача социально-культурной эмансипации беларуской деревни предусматривает предварительную эмансипацию самих эмансипаторов, которые должны манифестовать свою субъектность и осознать себя в качестве пробудителей. С 1903 года в результате работы «пробудителей» закладываются разнообразные структуры репрезентации, а также ведется работа по выработке идентичности.
Функцию политической репрезентации взяла на себя созданная в 1903 году Беларуская Ревалюцыйная Грамада, которая в 1905 году на своем первом съезде приняла название Беларуская Сацыял1стычная Грамада**.
В 1906 году начала выходить первая беларуская газета «Наша доля», закрытая после 8 номеров. Ее сменила газета «Наша Шва». Основывались издательства, политические и культурные группы, театральные и певческие кружки, появилась широкая сеть активистов на всей территории Беларуси. Так возникла культурная и политическая прослойка. За 15 лет (по подсчетам С. Александровича) вышло 320 названий беларуских изданий общим тиражом около 615 тысяч экземпляров.
* Кружок, существовавший около двух лет, учредили братья Антон и Иван Луцкевичи вместе с Вацлавом Ивановским. Своей главной задачей они поставили издание и распространение литературных произведений на беларуском языке. — Прим. ред.
** Создателями и руководителями БРГ — БСГ были братья Антон и Иван Луцкевичи, Вацлав Ивановский, Элоиза Пашкевич (Тётка), Александр Бурбис, Константин Костровицкий (Карусь Каганец), Франц Умястовский, Евгений Хлебцевич. — Прим. ред.
Фактически родился «беларуский национальный проект», который отныне имел непрерывную историю. При этом первоначальный комплекс идей постепенно трансформировался, изменялся, но сохранял преемственность в главном: неизменной оставалась сама идея «Беларуси», выступавшая как определенная «рамка», в которой размещалась идентичность.
В первой половине XX века этот проект прошел несколько стадий:
Вначале перед нами не столько национальный проект, сколько проект социального и культурного освобождения деревенского народа, который опознается как беларуский и который трижды угнетен.
Первое угнетение экономическое: этому народу противостоят паны-помещики, которым принадлежит большинство сельхозугодий. Борьба за землю становится одной из главных тем новой беларуской литературы.
Второе угнетение — политическое, ибо политический режим самодержавия не позволяет свободно вырабатывать формы репрезентации и отстаивать свои права. Воплощением политического угнетения являлись суды, и образ крестьянина в суде, налагающего на него штрафы, стал хрестоматийным знаком ситуации.
Третье угнетение — национальное, ведь и паны-помещики, и российские чиновники говорят на других языках.
Здесь надо отметить, что идиллическая ситуация полилингвизма, характерная для литературы XVI—XIX столетий, когда герои говорят на разных языках, но при этом понимают друг друга, практически исчезла из беларуской реальности. И шляхтич начала XX века, и чиновник принципиально отказывались понимать мужицкую речь, что практическо означало немоту деревни.
Вообще, новое представление деревенской реальности (и образа беларуского «мужика») в конце XIX — начале XX века было далеко от идиллической картинки «чудесных мужичков», характерной для «дискурса этнографии» и вообще для литературы польско-беларуской шляхты.
Деревенская реальность была опознана как реальность тотального экономического угнетения, подкрепленного «новыми практиками колонизации». Новые практики были связаны с российской образовательной системой в крае и с превращени82
ем традиционных конфессий края в инструменты национальных движений. К концу XIX века окончательно произошло отождествление католичества с «польской», а православия с «русской» верой. Польский и русский язык начали закрепляться и распространяться в пространстве беларуской деревни преимущественно через «катехизацию».
Таким образом, беларуский проект освобождения исходил из базовой оппозиции. С одной стороны — темный угнетенный народ, не сознающий своей силы и своих возможностей, народ, который сознательно и целенаправленно держат в состоянии летаргического сна. С другой стороны — разнообразные угнетатели, для которых этот народ есть только материал экономической эксплуатации. Пробудители стремятся пробудить и репрезентовать народ, пытаются «социально и национально просветить беларуское крестьянство».
При этом фольклор, который в XIX веке считался единственной и естественной формой самопрезентации деревенского люда, практически отсутствует в мышлении «пробудителей». В той ситуации они видели проблему не столько в выработке национальной идентичности, сколько в том, чтобы «дать голос угнетенному». Каким образом? Ответ пробудителей был таков: через развертывание агитации и пропаганды на беларуском языке. Беларуский язык, традиционно считавшийся опорой и «душой» народа, теперь выступил в качестве инструмента пробуждения, инструмента революционной антиколониальной агитации. Само употребление беларуского языка в публичной сфере рассматривалось как вызов колонизационным практикам, ограничивавшим сферу его пригодности.
Употребление беларуского языка в качестве инструмента революционной агитации должно было разрушить границу между народниками и народом, создать впечатление, что голос пробудителя и голос народа идентичны. Поэтому первые беларуские тексты (прокламации, воззвания, буквари, информации в «Нашей Доле» и «Нашей Шве») беларуские не только по языку, но и содержательно имитируют голос беларуского селянина. Создается впечатление, что они не просто написаны для крестьянина, но записаны со слов его самого.
КНІГІ ОНЛАЙН
