Беларусь превыше всего!
(О национальной беларуской идее)
Анатоль Тарас
Выдавец:
Памер: 240с.
Смаленск 2011
Даже на своем гербе Беларусь обозначена только контуром.
Борьба за языковую реальность
Возвращаясь к языковому вопросу, замечу, что в нем пересекаются почти все коллизии времени. А стремительное развертывание программы властей превращает беларуский язык в последний бастион идентичности.
* Остается добавить, что таким образом потребление администрируется — если, например, санатории и профилактории простаивают ввиду высоких цен и низкого качества услуг, власть все равно заставляет их потреблять. «Покупайте беларуское» — это не призыв, это приказ.
По моему мнению, главные факторы, которые повлияли на остроту языкового вопроса, следующие:
1. Реализация властью такой программы нациотворения, в которой нет места ни «беларускоязычным консерваторам», ни «русскоязычным либералам».
2. Существование общей оппозиционной социальной базы, внутри которой объединяются различные антилукашенковские интересы.
3. Исчезновение различий внутри оппозиции, кризис структурной оппозиционной идентичности.
4. Обострение, в связи с этим, чувства личной истории и смысла прожитой жизни.
Еще можно добавить сформированную советской и поддержанную новейшей государственной пропагандой склонность живописать самые жуткие последствия от победы оппонентов (например, изображается какой-то солдат или боевик, угрозой оружия заставляющий изучать беларуский язык).
Но по порядку.
С политической стороной дело проще. Напомню, что спор начался после двух референдумов, утвердивших «новую старую» символику и двуязычие. В оппозиционной среде началась борьба за монополию в противостоянии режиму. Борьба происходила и в социальном пространстве, и в символическом; пунктирно ее можно обозначить как противостояние ОГП и БНФ.
БНФ занимал консервативную позицию; ОГП была склонна к переменам, дескать, если возрожденческий проект не имел успеха (по крайней мере, на референдумах и телевидении), надо его отбросить и делать новый демократический проект на базе русского языка. Политически это имело смысл, ибо русскоязычная социальная база значительно шире, а если к этому добавить контрпропаганду государственных СМИ, получается почти единственный выход.
(Кстати, это противопоставление можно проследить и в сфере образования — Европейский гуманитарный университет и Коллегиум как альтернатива БГУ.)
Хуже то, что отражением борьбы за монополию в противостоянии стало исчезновение принципиальных различий между разными политическими течениями. Они, не без помощи властей, 114
стали одинаковыми в своей оппозиционности — кто в 1990 году мог представить соглашение между коммунистами и БНФ?
Потому вопрос: «За демократию — с языком или без языка?» — имеет только внутреннее значение. Но при этом практические последствия от его решения обусловлены разным культурническим отношением к беларускому языку, различными культурническими матрицами (путями подхода к языку).
Так или иначе, но сегодня выходит, что в одной из них язык — это средство, а в другой — ценность. Понятно, что язык является и ценностью, и средством, но если существует политическое требование определить «свое», то вопрос ставится просто: «за» или «против», язык или экономика?
Особо отмечу — я не намерен определять, какое отношение к языку хорошее, а какое плохое. Во-первых, если языком не пользоваться, он умирает, а во-вторых, я не верю (ведь я социолог) в существование ценностей, оторванных от носителей.
Ценность любого языка формируется практикой. Если человек с детства воспитывается на том или другом языке, сам язык, строя человеческое мировоззрение, является невидимым, прозрачным, транспарантным. Рефлексия по поводу языка возможна в случае столкновения с языковым «другим», и только после этого столкновения человек определяет, чем является для него язык. Например, чтобы читать Шекспира в оригинале или зарабатывать деньги, делая с него переводы.
В этой связи предложу гипотезу: ценностное отношение к языку зависит от личной истории. Уникальность беларуской ситуации заключается не в данности языка, а в возвращении к нему. По крайней мере, большинство моих беларускоязычных знакомых воспитывались на русском. Их переход на беларуский был сознательным, то есть — результатом самоопределения. В свою очередь, это придает отношению к языку личное, даже интимное звучание, язык для них — это личная судьба. К этому добавляется и то, что с языком связана их деятельность — литературная, исследовательская, издательская и прочая.
Так возникает тот самый «архипелаг Беларусь» — сообщество беларускоязычных интеллигентов (или интеллектуалов), связь между которыми основывается на сходстве личных путей к языку.
Но человек склонен отождествлять свое окружение со всем миром. Поэтому в условиях относительной замкнутости «архи
пелага» происходит некритическое перенесение собственных качеств на всех беларускоязычных, а языковое просветительство превращается в тезис «я смог, почему ты не можешь?».
Использование социологических или статистических данных основывается на той же логике представительства — кто, какая политическая партия в большей степени соответствует требованиям потенциальных избирателей. На самом же деле, это только игра в представительство, независимо от того, то ли это данные социлогических опросов, то ли данные переписи, ведь сами выборщики в своем подавляющем большинстве таким вопросом не задавались. Главные для них вопросы традиционны: «остановить рост цен» и «повысить заработки и пенсии (иногда в качестве бонуса — «повысить духовность, усилить контроль и правопорядок»).
То, что и сегодня сельские жители в своем большинстве говорят по-беларуски, есть следствие незавершенности процессов урбанизации и связанной с ней русификации. Последняя просто не дошла до деревни.
Но из этого совсем не следует, что языковое поведение определяет доверие к президенту. Дело не в языке, а в образовании.
В заключение следует напомнить тезис неокантианца Рудольфа Лотце:
«То, что должно быть, является основанием того, что существует. А сущее предназначено для того, чтобы в нем реализовывались ценности».
Только надо учесть, что ценности сами собой не закрепляются. Надо их настойчиво закреплять.
ЗАПАДНОРУСИЗМ ВМЕСТО БЕЛАРУСКОЙ
ИДЕИ
Павел Бич,
кандидат физико-математических наук
«Западнорусист» Иван Солоневич
Начну издалека — с персоны Ивана Солоневича (далее И.С.). Этот публицист, журналист и общественный деятель родился в 1891 году в беларуской семье на Гродненщине. Оба его деда были сельскими священниками Русской православной церкви, отец — школьным учителем. Учился в Гродненской и Виленской гимназиях, в 1915 году закончил юридический факультет Петербургского университета. Стал журналистом, совмещая эту профессию с участием в турнирах цирковых борцов.
Обе русские революции категорически не принял. Исповедовал православно-монархические убеждения, любил называть себя «белорусским мужиком», идеализировал самодержавную монархию, считая ее «диктатурой православной совести». Воевал на юге России в Белой армии, чудом избежал расстрела в Одессе. С 1921 по 1933 год работал в Москве инструктором в профсоюзных спортивных организациях. Трижды пытался бежать из «социалистического рая». При четвертой попытке, в 1933 году, был арестован. В 1934 году бежал из концлагеря на Беломорканале в Финляндию. Жил в Болгарии, Германии, Аргентине, умер в 1953 году в Уругвае после неудачной хирургической операции.
Основной труд его жизни — «Народная монархия», настольная книга современных русских монархистов. В нем он писал:
«Никакие мерки, рецепты, программы и идеологии заимствованные откуда бы ни было извне, — неприменимы для русской государственности, русской национальности, русской культуры... Политической организацией Русского народа на его низах было самоуправление, а политической организацией народа в целом было самодержавие... Царь есть прежде всего общественное равновесие. При нарушении этого равновесия промышленники создадут плуто117
кратию, военные — милитаризм, духовные — клерикализм, а интеллигенция — любой «изм», какой только будет в книжной моде в данный исторический момент».
Режим большевиков он оценивал как клику уголовников, как «диктатуру сволочей» (так называлась одна из его книг). Кредо его жизни заключается в словах:
«Я считал и считаю, что ненависть к строю, который отправляет в могилу миллионы людей моей родины, — это не только мое право, но и мой долг».
И.С. был убежденным сторонником западнорусизма и резко отрицательно относился к беларускому национальному движению. Он писал:
«Вся эта самостийность не есть ни убеждения, ни любовь к родному краю — это есть несколько особый комплекс неполноценности: довольно большие вожделения и весьма малая потенция: на рубль амбиции и на грош амуниции».
Можем ли мы извлечь что-то полезное из творчества Солоневича? Думаю, что можем, ибо идеология западнорусизма живет у нас не только среди «лукашистов», но и в демократическом движении.
О мифе данности
Чтобы разобраться с западнорусизмом, попробуем найти критерий истины, для чего обратимся к теории познания. Люди искали такой критерий на протяжении всей своей истории. Не грех и нам вспомнить — что это такое?
Вначале на роль обладателей истины претендовали старейшины племен и жрецы. С появлением письменности ее кладезем стали священные писания, а в Средние века схоласты добавили логику. В конце средневековья из философии и метафизики выделилась эмпирическая наука со своими критериями истины — соответствие опыту (верификация) и использование математики. Заметим, что для наук о человеке оба этих критерия непригодны, т.к. постановка (повторение) эксперимента в истории невозможна, а сознание человека столь сложно, что математика пасует. Пасует до сих пор, несмотря на многозначные логики, теории игр, системно-структурный подход и т.д.
К началу XX века в теории познания наступил кризис. Оказалось, что в микромире нельзя получить однозначного результа118
та, результат опыта зависит от избранной методики и целей исследования (пресловутый «принцип дополнительности»). Более того, стало ясно, что математикой можно подтверждать любую фантазию. Теорий общественного развития накопилось великое множество и они зачастую противоречили друг другу (например, альтруизм и прагматизм, национализм и космополитизм, ницшеанство и марксизм...). Выяснилось также, что ученые, как и обычные люди, видят в результатах опыта в основном то, что желают видеть, исходя из своих предположений.
КНІГІ ОНЛАЙН
