Беларусь превыше всего!
(О национальной беларуской идее)
Анатоль Тарас
Выдавец:
Памер: 240с.
Смаленск 2011
свести к двум или трем. В наших условиях проглядывают три основные силы:
1) лукашисты (стоят на позициях западнорусизма);
2) демократы (на первом месте для них социальные вопросы, на втором — национальные);
3) националисты (ставят на первое место национальное).
Наша страна до сих пор остается — по факту — колонией России, ибо в мире еще не было случая, чтобы власти нации, добившейся Независимости, сохранили бы колониальные символы (герб, флаг, гимн, денежную единицу, памятники...), колониальное название страны (Белая Русь) и так душили свою национальную культуру, как это делается у нас. Нашим властям внутренняя «Москва», сидящая в их мозгах, разрешает лишь торговаться о ценах на нефть, газ, молоко, а президенту — немного своевольничать во внешней политике. Единственный способ обосновать рабское поведение нашего руководства в отношениях с Москвой — это объявить, что мы с русскими один народ, что оно и делает. А этот тезис и является главным во всей концепции западнорусизма.
История однозначно свидетельствует, что сначала народы добиваются Независимости, и только потом начинают обустраивать свою жизнь согласно своим понятиям и обычаям. Константин Калиновский в своем предсмертном послании «Из-под виселицы» это хорошо понимал, когда написал «...да пакуль яна у нас будзе гэта няволя маскоуская, у нас шчога не будзе».
Эдвард Войнилович, которого, кстати, весьма ценил Петр Столыпин, отмечал, что казалось бы прогрессивные реформы по освобождению крестьян, в Беларуси были полностью искажены вследствие принципа не учитывать национальную специфику нашего края.
Следовательно, все идеологи, ставящие национальное на второй план, попадают в один лагерь с лукашистами. В нашем случае это коммунисты, демократы, борцы за права трудящихся, «объединенные граждане», «европейцы», социал-демократы, громадовцы и т.д. Они вроде бы борются за народ, а народ к их борьбе равнодушен. Почему? А потому что они не учитывают главную закономерность развития народов — сначала национальная независимость, потом — все остальное.
Фраза А. Г. Лукашенко «о чарке и шкварке» это фактически лозунг большинства вышеперечисленных. Они своей деятельностью создают у нас в стране удушливую атмосферу трусости и жлобства, охватывающую все слои населения. Их прогноз, что мировой экономический кризис выведет людей на улицы, не осуществился. Какое еще требуется доказательство лживости этой идеологии?!
Нас не должен вводить в заблуждение тот факт, что Запад поддерживает демократов, но не поддерживает националистов. Запад давно прошел стадию становления своих национальных государств и уже забыл, что такое национальный гнет. Ему понятна только борьба за права человека, демократию, политкорректность и т.п. А не понимая нас, они не могут и эффективно помочь нам. Поэтому наши демократы вместе с Западом ничего не могут сделать с Лукашенко, ибо ни те, ни другие не понимают — с кем (точнее — с чем) они имеют дело. У нас не просто диктатура, которую, как заметил Карл Ясперс, очень трудно победить только внутренними силами. Дело еще и в том, что длительное господство чуждой нам русской культуры привило нашему народу комплекс неполноценности, парализующий волю к сопротивлению.
Но вернемся к Солоневичу. Как все, кто отказывается от своей нации в пользу нации господствующей, он плохо понимал русских, сильно их идеализировал. Он, как нерусский и европеец, недооценивал патриотизм русских людей и присущую им ненависть к западным (европейским) народам. Русскую привычку охаивать все свое на словах, он, как и многие иностранцы, ошибочно принимал за отсутствие у русских национализма.
Наполеон записал в своем дневнике: «Это варвары, они сжигают свои дома, чтобы не дать нам переночевать в них всего одну ночь». Французов поразил факт дикой ненависти к ним, выразившийся в поджоге русскими своей потерянной столицы. И это факт времен царя Александра I, когда увлечение французской культурой в России достигло кульминации, когда не было пропаганды ненависти к иностранцам, когда при царском дворе и в администрации преобладали иностранцы. Как писал Александр Пушкин: «ни слова русского, ни русского лица...»
Можно привести множество фактов дикого национализма русских. Например, мало на свете народов, которые предписы125
вали бы своим женщинам (шпионкам) ложиться в постель к врагу, чтобы выведать у него важную информацию, как это практиковалось в КГБ; мало на свете народов, которые готовы всю жизнь прожить в запущенной провинции, лишь бы хорошо жила столица их страны (Москва). Нацисты, несмотря на весь их расизм, не опускались до призыва убивать всех русских подряд, в отличие от Ильи Эренбурга, призывавшего «убей немца». И таких «Эренбургов» в России множество.
Русский патриотизм держится на русском мракобесии, которое проистекает как из хронического отставания во всех сферах жизни от западных наций, так и из ненависти к свободе и к тем нациям, которые сотни лет живут в условиях экономической и политической свободы. Видимо, причина этой ненависти заключается в том, что первые 400 лет своего формирования нация великороссов находилась в рабском подчинении у татар.
Другая характерная особенность русских — их специфическое раболепие (в форме любви к своим вождям и начальникам и готовности выполнить любой их приказ). Этот своеобразный «коллективизм» Петр Чаадаев объяснял равнодушием русских к Добру и Злу, говоря иначе — их аполитичностью. Говорят, это от господства у них 400 лет крепостного права. Но ведь эту «крепость» им никто не принес извне! Сращивание уголовного мира с милицией и чиновничеством в России в наши дни опять заставляет вспомнить Чаадаева.
Если добавить сюда еще слабое чувство меры у русских, которое заставляет их кидаться в крайности, затрудняет им разделение своего и чужого, порождает у них с одной стороны способность к сопереживанию, общительность, отзывчивость, а с другой — тягу к захвату чужого, закабалению, угнетению; если добавить сюда их маниакальное стремление быть всегда и везде первыми (самыми великими), то мы получим главные компоненты русской души, которыми можно объяснить всю историю России и спрогнозировать ее поведение в будущем.
Михаил Салтыков-Щедрин писал о многочисленности в России породы людей с «твердой душой прохвостов». Это выражение любил цитировать И.С., правильно считая, что именно они являются низовой опорой большевистского режима, но он заблуждался, считая их порождением только этого режима.
Все запад норусисты, плохо понимая русских, рано или поздно оплачивают свое заблуждение дорогой ценой. Это можно показать на примере двух известных деятелей — Феликса Дзержинского и Михаила Тухачевского. Строго говоря, они не были западнорусистами, ибо не считали себя беларусами, но, так же как и они, считали национальное несущественным. Ощущая свою нерусскость как «второсортность», как источник постоянного недоверия в националистической (пусть марксистской) русской среде, оба лезли из кожи вон, чтобы стать «своими среди чужих». А потому брались за самые грязные дела.
Первый возглавил ВЧК, занимавшуюся массовым уничтожением реальных и потенциальных противников большевиков, второй не остановился перед травлей газами тамбовских мужиков, сражался против независимости Польши, штурмовал восставший против большевиков Кронштадт.
Большего доказательства надежности и преданности, кажется, придумать трудно. Но к 1925-му году русские большевики, перестреляв явных и потенциальных «контрреволюционеров», стали душить не только другие революционные партии, помогавшие им захватить власть, но и крестьян с рабочими. У Феликса как нерусского и европейца раньше, чем у остальных партийцев, это вызвало протест и он начал критиковать Политбюро ЦК. В 1926 году он умер при невыясненных обстоятельствах — то ли был отравлен, то ли сердце не выдержало мысли, что не за то боролся. А Тухачевского, скорее всего, погубило непонимание сути русского раболепия — качества особо нужного в военной среде. И его расстреляли в компании с русскими и нерусскими высшими военачальниками, тоже считавшими, что их таланты делают для них раболепие не обязательным.
Нас не должно смущать то, что вместе с нерусскими в России уничтожали и уничтожают также и чистокровных русаков. Ведь люди свободные от мракобесия и раболепия — это не типичные русские. А мы говорим о господствующей в России тенденции: всех, кто борется против мракобесия, раболепия и имперской политики, там традиционно считают изменниками и врагами России, заслуживающими уничтожения — при молчаливом одобрении народных масс.
Западнорусизм и судьба нашего народа
Теперь посмотрим, какую зловещую роль сыграл западнорусизм в судьбах нашей нации. Придуманный идеологами царизма во второй половине XIX века, он сопровождался окончательным переименованием нашей нации из литвинов в «белорусов», т.е. в некий вариант русских.
То, что из-за распространения славянского языка и христианства восточного обряда наши восточные и южные земли иногда называли русскими (а их жителей — русинами), не может оправдывать этот шаг. Все государства имеют ядро, вокруг которого впоследствии собираются окраины. У нас такое ядро — земли исторической Литвы, т.е. западной и центральной Беларуси.
При возникновении государства определяющими факторами являются: 1) политический (мера допускаемой свободы); 2) цивилизационный (какой тип человеческих отношений и какое искусство являются образцовыми); 3) ментальный (генетический). По всем этим критериям у нас с русскими очень мало общего.
Могли ли дети и внуки нашей шляхты, помнившие, что их предки, имевшие Шляхетские Вольности и веками сражавшиеся против русских за свободу своей Родины, принять переименование в «белых русских»? Очевидно, что «нет». Поэтому они либо «подались» окончательно в поляки, либо выпали из политической жизни и деградировали.
Правда, и здесь нашлись исключения, самое яркое среди которых — бывший повстанец 1863 года Франтишек Богушевич. Он в своих книжечках для народа стал проповедовать «русскость» в форме «беларускости». При этом в соответствии с господствующими тогда социальными учениями воспевал исключительно «мужиков», чем навсегда связал «беларускость» с примитивизмом, отсталостью, невежеством, забитостью. Это хорошая иллюстрация к тезису о том, что «дорога в болото вымощена лучшими намерениями».