Ядвігіна Ш.
Выбраныя творы
Ядвігіна Ш.
Выдавец: Мастацкая літаратура
Памер: 410с.
Мінск 1976
Воды недохват? Вот уж вздор!
Проходя по Захарьевской ул., собственными глазами видел, как дворник с почтенной своей супругой даже кусок улицы поливали! Да что улицу!
Проходившую в то время публику и ту изволили благосклонно орошать...
Что же касается мостовых — дело вкуса.
Мне пришлось объехать многие улицы города, и, по крайней мере, некоторыми из них я остался вполне доволен.
Эта, знаете, качка из стороны в сторону, сверху вниз, снизу вверх поневоле напоминала мне добрые, старые времена, и я до того увлекся, забылся, что даже слегка
затянул старинную песню: «По бурным волнам океа-аана...», а когда въехали мы (не помню уж на какой улице) в маленький прудик, иллюзия еще более усилилась...
— А почем у вас караси? — невольно сорвалось у меня с языка.
Извозчик, повернувшись всем корпусом, подозрительно взглянул на меня и, не удостоив ответом, стал учащенно хлестать свою лошадку, время от времени оглядываясь на меня.
Я же в это время раздумывал: уж если нарекать на минчан, то за отсутствие у них инициативы.
Чего проще: прудик среди улицы, зарыбить его карасями, затем... открыл окно из кухни, закинул удочку, и тащи его, окаянного, сразу на сковороду со сметаной!
Ух, как хорошо! И дешево, и забористо.
Даже слюнки у меня потекли!
Поеду обедать, непременно обедать...
Вдруг слышу отдаленное: Га-га-га!! Го-го-го-го!!
Это еще что такое?
Не то на пожар кричат, не то ура...
Наскоро рассчитавшись с извозчиком, мчусь в сторону криков (каждый провинциал не прочь поглядеть на городские скандальчики!).
Нагоняю команду: не то горьковских босяков, не то московских золоторотцев.
Они все и всем тычут какие-то бумажки... набросились и на меня.
— И-и-интересная телеграмма: разгром русского флота!! Взятие в плен русских адмиралов!!
— Грамотный? — обратился я к оборванцу-подростку.
— Нет,— ответил он.
— Скажи, голубчик, сколько ты хочешь за то, чтобы не кричать.
— Не знаю, что вы говорите,— удивленными глазами всматриваясь в меня, отвечал мальчуган.
— Сколько хочешь ты денег за весь сегодняшний день за то, чтоб не продавать ни телеграмм, ни газет!
— Десять рублей. (!!)
— За один день? Что ты?
— А то как же, барин? Вчерась продал 300 телеграмм — вот вам 6 р., да газет на 3 р., а сегодня бойче идут дела.— И он убежал вперед с тем же криком: и-н-интересная телеграмма... разгром русского флота, взятие в плен русских адмиралов, и-и-интересно! о-очень интересно! , . ■
Вы сыны той страны, которой братья ваши окровавленные, с искаженными от боли лицами, гибнут в пучине вод морских, гибнут, посылая своей родине, вам — своим братьям, последнее прости!!
А эти братья?
Эти братья с веселыми лицами загребают барыши, торгуют... торгуют кровью и ранами своих ближних!
Есть ли на земном шаре такая страна, сыны которой так радовались бы и спешили с известиями о бедствии своей же родины?!
Впрочем,виноваты не они.
Виновата сама родина: для одних она была матерью, для других... мачехой.
О, temporal tempora!!
Знакомых в этот день решил не посещать: вперед знаю все толки и разговоры об одном и том же — надоедает, а так как голод не тетка, то и направился в первый попавшийся мне ресторан.
Благословляю его! Там и насыщают, и развлекают, и... истории научают...
Vis-a-vis меня за столом сидела, с позволения сказать, знаменитость.
Это известнейший минский артист кулинарного искусства.
Знаменитость была в градусах откровения, и я, конечно, с подобающим почтением и вниманием выслушал его лекцию.
— Вот вы изволили,— обратился он ко мне,— заказать колдуны... Колдуны — это, так сказать, тесто с начинкой; а всякая начинка, должен вам заметить, вещь очень и очень условная... впрочем, все великие люди были любителями начинок; хотя я, напр., когда зайду закусить, как вот теперь, не в свой ресторан — начинок остерегаюсь.
У меня — дело другое: всякий знает!
Вот извольте взглянуть, продолжал артист (тут он ткнул мне визитную карточку с надписью 200), мне предлагают 200 р. за устройство завтрака и обеда на 20 персон, я, конечно, все это чиркаю и ставлю 500!
Все равно никуда не денутся — в мои руки попадут.
Но я,— я по благородному — все с начинкой дам, а ведь некоторые из них стоят очень дорого; напр. историческая «баба» короля Станислава! Без начинки ее сделать — история не позволяет: все «бабы» короля Станислава были с начинками.
После обеда пошел я, по привычке, прогуляться в городском сквере.
О великий Зевес! Ты видишь этот сквер! Ты видишь эти толпы людей, околачивающих друг другу бока! Отдай подножие твоего Олимпа несчастным минчанам хотя бы... в аренду! Город тебе заплатит! наверное заплатит: взыщет недоимки с пенями с учеников, по недоразумению выпивших городскую afu-y qontan-y, и., заплатит!
Мне, как деревенщине, привыкшему расстоянием не стесняться, шествуя по аллеям сквера, толкая палево и 382
направо такую и эдакую публику, пришлось, пе закрывая рта, извиняться.
На первом туре еще ничего: за каждое извинение я получал от милых и немилых личиков — кивок головою, но па втором уже туре стали посматривать на меня вызывающе, и я благородно ретировался...
Вечером очутился я в цирке (театр был закрыт).
Исполнения цирковых номеров касаться не буду: они слишком однообразны и шаблопны во всех цирках вообще, и чтобы часто посещать цирк, нужно быть циркоманом, т. е. иметь там какую-нибудь... занозу.
Занозой данного вечера была пе из ряда обыкновенных: бой бык... pardon,— драка людей по всем статьям французских законов.
На арену вышло человек 10 на четв. обнаженных мужчин, обошли ее к чему-то вокруг и выстроились в шеренгу; их каждого в отдельности отрекомендовали публике, и они опять удалились за кулисы.
Затем уже попарно выходили и дрались по правилам.
Какие такие правила, при всем моем желании, пояснить вам, любезнейший читатель,— не сумею, сам ничего не понимаю. Насколько лишь заметил я, очевидно, французское это правило запрещает откровенные русские оплеухи, кулачки и т. п., а так — исподтишка фортели выкидывай или обеими руками обхвати и души — лишь бы не за горло... Главная же цель (как моральная, так и материальная) в том, чтобы покатить противника на все передние лопатки, после чего наблюдатель за дракою дует в колокол и дальше бесчинствовать пе позволяет.
Искаженные от напряжения лица, налитые кровью глаза, непомерно колеблющаяся грудь борцов, постепенно принимают нормальный человеческий облик.
Таких дерущихся людей на глазах платной публики и при полном наряде полиции повсеместно величают чемпионами!
(К сведению любителей телесных встрясок: когда иа вас нагрянет полиция на место преступления (драки), кричите: чур-чур! я чемпион!! — и вас не тронут!)
Что любителей драк у пас много,— я никогда не сомневался, но что в числе зрителей подобного спорта увижу почтенных дам с их милыми детками, я до сих пор не верил!
Ни общеизвестная доброта сердца, ни даже... скромность славянской женщины, казалось бы...
Изредка попадая в город, я решил пользоваться каждым часом времени пребывания в нем и потому направился послушать дамский оркестр...
Одно скажу! Оркестр чудный! Га!
Басы, вторые, первые скрипки подобраны до мельчайших подробностей... чуть ли не до фигурок исполнительниц.
Играют хорошо и задорно не только на струнах своих инструментов, но и на струнах публики.
Браво!
Через часа полтора я уже сидел на бричке, мчавшей меня домой.
Было часа три утра. Свежесть, прохлада утра со всеми его прелестями влияет, думаю, па каждого; повлияла она па меня: я стал мечтать... но вскоре мечты эти благодаря двум бессонным ночам превратились в какой-то хаос, бред, кошмар...
Казалось, слышу дивный струнный оркестр... но вот в мелодию эту стали вкрадываться фальшивые нотки: это рвались одна за другой струны. И как это они могли рваться? Такие крепкие, сделанные из жил чемпионов... А вот и сами чемпионы: выступают на арену, блестя лоснящимися своими голыми телами, окружают ее эластичным шагом и, выстроившись в линию, протяжным голосом провозглашают обычное гладиаторское:
Ave Caesar imperator, Morituri te salutant! *
Но тут послышался какой-то трест, стук, и я лечу куда-то вниз.
Я себя вообразил почему-то Лурихом, растянувшимся на арене, а на мне, казалось, сидит Беньковский и давит. Подражая приемам Луриха, дрыгнул я ногами вверх, опрокинул противника и схватил его за горло.
— Паночку,— послышался жалобно-хриплый голос Беньковского,— чым я вінен? Гэта каштанка, каб яе паралюш, рванула ўбок...
Я очнулся и открыл глаза.
Лошади мирно стояли и равнодушными глазами, стрижа ушами, посматривали на меня. Яя сидел верхом па своем кучере — Михалке в придорожной канаве и держал его за горло.
Оказалось, спал я, дремал кучер, а догадливые лошадки опрокинули нас в канаву — благо сухую, и за то спасибо!
Взобравшись на бричку, мы уже без всяких дальнейших приключений добрались домой, пробыв в Минске только 16 часов, т. е. почти один рабочий день служащих минской конки.
25. Зак. 182
КАМЕНТАРЫІ
АПАВЯДАНН1
БЯРОЗКА (стар. 9)
Друкуецца па зб. «Бярозка», Вільня, 1912, стар. 3—5. Упершыню апублікавана ў газ. «Наша Ніва», 1910 г., 21 (3) студзеня.
БАБА (стар. 13)
Друкуецца па зб. «Бярозка», Вільня, 1912, стар. 9—10. Упершыню апублікавана ў газ. «Наша Ніва», 1910 г., 29 (12) красавіка, над назван «Казка».
ЗАМОРСКІ ЗВЕР (стар. 15)
Друкуецца па зб. «Бярозка», Вільня, 1912, стар. 11—12. Упершыню апублікавана ў газ. «Наша Ніва», 1909 г., 5 (18) лістапада, пад пазваіі «Заморскі звер 1 тутэйшая лаза».
Друкуецца па зб. «Бярозка», Вільня, 1912, стар. 13—14. Упершыню апублікавана ў газ. «Наша Ніва», 1909 г., 2 (15) ліпеня.
Г і ц а л ь — чалавек, які ловіць валацугаў-сабак і здае іх на мыла; тут — жэўжык, хітрун.
Т ы к е л я (дыялект.) — толькі.
3 МАЛЕНЬКІМ БІЛЕЦІКАМ (стар. 19)
Друкуецца па зб. «Бярозка», Вілыія, 1912, стар. 15—17. Упершыню апублікавана ў газ. «Наша Ніва», 1909 г., 18(1) чэрвеня, пад назвай «3 маленькім білецікам (гутарка дзеда)».
ВУЧОНЫ БЫК (стар. 22)
Друкуецца па зб. «Бярозка», Вільня, 1912, стар. 18—19. Упершыню апублікавана ў газ. «Наша Ніва», 1909 г., 28 (10.VI) мая, пад назвай «Вучоны бык (народнае апавяданне)».
КНІГІ ОНЛАЙН
