Значна пазьней за хвалі беларускае эміграцыі, у 1961 годзе, амерыканскі прэзідэнт Джон Кэнэды сфармуляваў філязофію дачыненьняў паміж дзяржавай і адзінкай так: ‘Трамадзяне, не стаўце пытаньня — што для Вас можа зрабіць дзяржава, спытайце сябе, што я магу зрабіць для дзяржавы?". Гэтаксама эмігранты хутка пачыналі разумець вагу выбара сыстэмы, дэмакратычнае свабоды ды свабодных арганізацыяў. Арганізацыі былі наступным пераломным этапам у посттаталітарных умовах — эмігрант надаваў асаблівае значэньне арганізацыям — царкоўным, палітычным, грамадзькім і г. д. Арганізацыі — была сіла і голас эмігранта. Але разам з арганізацыйным жыцьцём прыходзіла сьвядомасьць, што арганізацыі трэба ўтрымваць. Патрэбныя былі грошы, устанаўлівалася самадысцыпліна для ўтрыманьня арганізацыі. Прычым паступова ў псыхалёгію эмігранта ўкараняўся прынцып: у новых абставінах усё павінен рабіць сам і ніякая дзяржаўная структура ня будзе дапамагаць грамадзкаму руху, хоць гэты рух і дапамагае дзяржаўнаму арганізму і спрыяе яго дэмакратызацыі. На мой пагляд, падобныя псыхалягічныя перамены адбудуцца і ў грамадзгве на бацькаўшчыне, калі цалітычца-сацыялягічныя абставіны на Беларусі будуць сапраўды адпавядаць усім крытэрыям посттаталітарнага грамадзтва. Цяпер варта разгледзець як разьвівалася беларускае грамадзтва, структура беларускае дыяспары. Так як і грамадзтва на бацькаўшчыне, беларускае эмігранцкае асяродзьдзе разьдзялялася на некалькі выразных пластоў. Пласт мяшчанска-бытавы, які дбаў найперш аб матарыяльных выгадах і уладжаньні прыватнага дабрабыту. На эміграцыі гэты пласт дасягнуў выдатных паказьнікаў матарыяльнае забясьпечанасьці, ды толькі рэдка дапамагае нацыянальнаму руху. Пласт варожы нацыянальнаму руху — пераважна пра-расейскі, у меншай меры пра-польскі, які на любую праяву нацыянальнае дзейнасьці рэагуе балюча-варожа, ды выступав ў друку, ды выступы зводзяцца да застрашваньня беларусаў. На шчасьце гэты пласт развальваецца ў геаметрычнай прагрэсіі. Нацыянальны пласт эміграцыі — частка дыяспары з часу па другой сусьветнай вайне — пачынаў сваю дзейнасьць пад дэвізам адраджэньня беларускае незалежнае дзяржавы. Эмігранты гэтае трупы лічылі і лічаць, што збудаваньне беларускае палітычнае структуры ў дыяспары будзе дапамагаць адраджэньню беларускае дзяржаўнасьці. Гэтая трупа эміграцыі разьвіла самую шырокую дзейнасьць — былі збудаваныя дзесяткі цэркваў, арганізоўваліся школы, вялася праца з моладзьдзю ды, асноўнае, стваралася палітычнае лобі для дапамогі беларускаму дзяржаўніцкаму адраджэньню. Бясспрэчна, праца гэтае групы здабыла значныя, хоць і не максымальныя, поспехі. Стала гэта магчымым толькі таму, што арганізацыя і праца вялася пад адназначным дэвізам — дасягнуць, што патрэбна беларускаму народу, магчыма толькі праз нацыянальныя арганізацыі (а на бацькаўшчыне — толькі ў незалежнай беларускай дзяржаве!). На эміграцыі заківалі нам — я асабіста належу да гэтае групы і з’яўляюся безкампрамісовым беларускім незалежнікам — што мы самыя нічога не зробім! Тым-жа часам мы самыя зрабілі ня горш за іншых! Тут мне суродзічы могуць закінуць: “а якое значэньне мае эмігранцкае дасьведчаньне на бацькаўшчыне”? На маю думку, эмігранцкае дасьведчаньне мае весь якое значэньне: Калі нацыянальна сьведамае грамадзтва апынаецца ў сапраўды не таталітарных умовах. яно мае магчымасьць мабілізаваць нацыянальны патэнцыял і дзеючы пад ідэяй максымальнага, і толькі максымальнага варыянту — незалежнае беларускае дзяржавы — грамадзтва можа дасягнуць жаданых вынікаў. Гэтак, на бацькаўшчыне, нацыянальны беларускі pyx, а гэта ўсе дэмакратычныя сілы Беларусі — у пэрыядзе сапраўднае нетаталітарнасьці, змогуць адрадзіць нацыянальную беларускую дзяржаву. I толькі нацыянальная незалежная беларуская дзяржава зможа вывесьці беларускі народ з эканамічна-палітычнага хаосу, карані якога ў Маскве ды 200 гадовае даўнасьці. Гарантыя людзкім правам беларусаў, гарантыя свабоднаму разьвіцьцю нацыі і нацыянальнаму дабрабыту толькі ў незалежнай беларускай дзяржаве. Яна Язрввнкова ПОСТТОТАЛИТАРНОЕ ОБЩЕСТВО: НАРОД И ЛИЧНОСТЬ Я хочу говорить о стране, которая вместе со своим новым соседом являет собой пример того, как в посттоталитарном обществе удалось решить национальные вопросы и разделить два народа мирным и цивилизованным путем. В этот раз я не буду говорить о проблемах, которые породило это деление и которые разрешимы. Посредством послевоенного изгнания немцев, о чем мы дискуссируем сейчас, и за что президент Гавел принес свои извинения вскоре после революции, мы избавили себя даже от проблемы другого национального меньшинства, которая могла бы, мы должны это признать, усложнить нашу жизнь так, как венгерское меньшинство усложняет жизнь словаков. Может показаться, что дискуссии такого рода неизвестны нам. Тем не менее, на самом деле в нашей ситуации, то есть когда государство свободно идет по пути развития, всегда есть вероятность существования какойлибо “проблемы меньшинства”, будь то народность или что-либо другое. После государственного переворота выдающиеся личности вышли на передний план. Но не все они, однако, выдающиеся. Разочарование революцией — это прежде всего разочарование многих тем фактом, что в отличие от песни, где “мы имеем все, что хотели”, на самом деле мы еще не достигли этого. Например, мечта о том, что можно стать удачливым бизнесменом или, по крайней мере, что настанет лучшая жизнь, как только тоталитаризм перестанет подавлять, в конечном итоге заставила заглянуть в зеркало и увидеть там чеовека неспособного, болтливого, теряющего уважение к самому себе. Это открытие шокировало многих людей, разрушило их самоуверенность. Это, я думаю, является важной фазой в революции, которая происходит не на площадях, перед избирательными урнами или в парламенте, но в душах миллионов людей. Это переворот, в котором их самоуверенность играет важную роль. ' Многое уже написано о том, что посттоталитаризм нуждается в новых врагах. Это, я думаю, не представляло бы единственного зла тоталитаризма, который отнял нашу свободу и которому удалось объединить и ограничить нас в отрицательном смысле. По это означало бы ту мысль, что я один отвечаю за все, что делаю. Что сейчас я сам себе враг. Многие люди в посттоталитарных странах предоставлены сами себе, они сами ищут себе союзников и в этом стремлении совершенно подсознательно доходят до момента, связанного в некотором роде с проблемой происхождения, а затем и национальности. “Чешские земли — чехам!” —один из самых примитивных лозунгов нашего времени, но в то же самое время никто не собирается отнимать у нас наши земли, никто не пытается разрушить нашу культуру и язык. Эти лозунги направлены не против иностранных инвестиций, хотя то тут, то там люди опасаются этого. Чешский национализм, хотя и незначительный на данный момент, направлен против иностранцев с несхожей внешностью, а также против цыган. В случае с иностранцами чешский национализм не имеет рассового объяснения. Мне было стыдно, когда в одной из телепередач японская пианистка жаловалась на то. что хулиганы беспокоили ее и ее сына на улицах Праги. И даже существует ресторан, куда не допустили атташе одной африканской республики. В случае с цыганами ситуация более сложная. У них совсем другой склад ума, совсем другой образ жизни, который после 700 лет их существования на нашей территории не был преодолен. Их называли “гражданами, не поддающиеся исправлению”, и они сами иногда характеризуют себя, как людей, не думающих о завтрашнем дне. без собственности. Если бы в этот момент “небесные птицы” напали на нас, то мы знаем, что не Бог. а украденные вещи будут кормить многих цыган. Предыдущий режим делал попытки ассимилировать их путем запрета языка и культуры и через систему разномасштабной помощи, которой они сейчас должны обходиться. В то же самое время режим предоставил им право на развитие жилищного строительства, в чем даже наши граждане имеют проблемы. Выбитые окна, поврежденные телефонные линии, обгоревшие двери и паркетные полы, а также невыплаченная рента являются существенной причиной общей вражды, особенно в период жилищного кризиса — и эта репутация, к сожалению, влияет даже на тех цыган, которые живут совсем по-другому. Возникает вопрос — кто такие цыгане? Если мы скажем, что это национальность, то во многих случаях это не так. Национальность, как мы знаем, это то, чему мы отдаем предпочтение. Например, одна наша знакомая, известный специалист по цыганскому вопросу, преподаватель университета, являясь дочерью чехов, хочет, чтобы ее считали цыганкой. В то же самое время определенная группа цыган стыдится репутации своих этнических предков, прекрасно ассимилируется, цыгане этой группы хотят по праву называться чехами. Однако смуглость лица при этом не исчезает, и расисты издеваются над ними, как и над остальными цыганами. Говорят, что цыгане должны быть чистоплотными, трудолюбивыми и надежными, тогда люди, окружающие их. признают их равными. Все это дает цыганам основания для объединения, что для них часто совершенно неестественно. Па нашей территории живут разные племена с разными обычаями и взаимными антипатиями, которые трудно преодолеть. В последние годы движения слились, и вместе они будут характеризоваться как цыганское национальное возрождение; это напоминает, через какие проблемы прошла наша культура 200 лет тому назад. Эти цыгане, стремясь поднять самосознание своего народа и отстаивая свои права, стараются сохранить и обновить старый цыганский язык, записать и расширить исчезающий фольклор и прежде всего поддержать цыганскую культуру, которая крайне низка. Сегодня трудно определить, будет ли существовать зародыш дальнейшего национализма, который в следующем столетии, возможно, станет проблемой. Никто сейчас не знает, сколько цыган в Чешской Республике. Говорят, от 114 до 500 тысяч человек. В то время, как число цыган быстро множится, число чехов уменьшаегся. Чем больше я размышляю о цыганской проблеме и чем больше знакомлюсь с людьми, мне приходит на ум, а не имеет ли вопрос об их неприспособленности и неспособности жить с нами более глубокие корни.