История дала многострадальному белорусскому народу за всю его трудовую и сложную историю первый такой шанс — обрести собственное независимое государство, базирующееся на демократических устоях. Хочется верить, что белорусский народ этот шанс не упустит. Валентин Тарас РАЗОРВАТЬ КРУГ (к вопросу о военной мифологии тоталитаризма) Наш конгресс почти совпадает по времени со знаменательной датой в жизни белорусского народа: через полтора месяца — 3-го июля — будет отмечаться 50-я годовщина освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков. Я сказал — будет, хотя праздник этот давно уже начался, все первое полугодие 1994-го проходит под его знаком. Несмотря на все тяготы и потрясения нынешнего нашего бытия, это действительно праздник, но отнюдь не бравурный, не парадный, каковым его в очередной раз хотели бы сделать те, кто на протяжении всех послевоенных десятилетий нещадно и бесстыдно эксплуатировал Победу, целиком и полностью приписывая ее себе, возвеличивая и укрепляя ею свою тоталитарную власть над народом. Это праздник прежде всего поминальный, с горьким привкусом скорби. Потому что на празднике этом мы не досчитываемся миллионов своих сограждан, мирных жителей, погибших в годы фашистской оккупации: горожан и,крестьян, мужчин и женщин, стариков и детей — белорусов, русских, поляков, почти поголовно истребленных белорусских евреев... Не досчитываемся тысяч и тысяч белорусских партизан, сложивших голову в вооруженной борьбе с гитлеровскими оккупантами... Нет на этом празднике и сотен тысяч воинов Советской Армии, освобождавших белорусскую землю и оставшихся в ней навсегда под бесчисленными обелисками братских могил... Вечная память всем, кто погиб в Беларуси и за Беларусь... Вечная память! Но память — это не просто приличествующие случаю слова, не просто ритуальная минута молчания. Память — это долг живых перед мертвыми, долг совести, требующий и ныне, спустя полвека, сопротивления все тому же врагу — фашизму, в какой бы ипостаси он перед нами не представал, какую бы “библию” не исповедывал: “Майн кампф” или “Вопросы ленинизма”. В октябре прошлого года мы были потрясены, увидев фашистов рядом с коммунистами, оказавшихся по одну сторону баррикады. Но мы забыли, что это уже было — в 39-м, когда Риббентроп пожимал руку Сталину и Молотову, когда антифашистов стали называть “близорукими”, когда в Бресте, на костях поверженной Польши, состоялся совместный парад вермахта и Красной Армии и весь мир затаил дыхание, глядя, как две тучи — красная и коричневая — вот-вот сольются в одну чудовищную красно-коричневую тучу, готовую накрыть собою весь земной шар. История распорядилась так, что тогда эти две тучи не слились, а столкнулись, и молнии, вызванные их столкновением, испепелили сперва советскую землю, а затем землю Германии. Однако столкновение это не изменил их общей природы, никуда не исчезло генетическое родство национал-социализма с коммунизмом большевистского толка. Родство, которое проявляется и в военной мифологии тоталитарного государства, мифологии, в основе которой лежит культ жертвенности, культ вождя, культ партии, фальсификация и приукрашивание истории, когда выпячиваются только победы, а поражения затушевываются или по крайней мере ретушируются так, что начинают выглядеть как победы, когда преступления или замалчиваются, или выдаются за доблести, как это мы видим на примере преступной афганской войны, чуть ли не отождествленной с Великой Отечественной, во всяком случае, поставленной на те же котурны, что и Великая Отечестенная, чей подлинный образ был искажен кистью партийных батальных живописцев в духе и в манере сталинского классицизма. Рудименты этой мифологии остались в нашей жизни и поныне. В сознании. В душе. Об этом я и хочу сказать. Тема весьма нелегкая, весьма болезненная, потому что приходится посягать на так называемые святыни, спорить с мифами, построенными на крови Великой Отечественной, которая в глазах миллионов людей все еще предстает такой, какой обрисовала ее официальная советская историография, какой послевоенные поколения увидели ее в сотнях и тысячах лживых, полулживых или, по, крайней мере, на четверть лживых книг и кинофильмов — не только художественных, но, как это ни парадоксально, документальных. (Впрочем, кто-то из самих же документалистов заметил, что нет более отъявленной лжи, чем документальная...) Да если бы только послевоенные поколения! Многие участники Великой Отечественной видят навязанный им образ этой войны глазами тех, кто навязывал, верят не себе, не своему личному опыту, а мифу. Поэтому приходится пробиваться через стереотипы мышления, пробивать броню идеологических догм, тугоплавкий сталинит советской ментальности. Но спорить трудно еще и потому, что есть опасность вместе с водой выплеснуть и ребенка Что я имею в виду? Ныне, когда все знают правду о преступлениях Сталина и его подручных, на чей совести, помимо всего прочего, и военная катастрофа 41-го года, когда у людей, способных мыслить, не осталось сомнений относительно характера советского государства как государства тоталитарного, идентичного по своей сути гитлеровской Германии, — делаются попытки кардинально, исходя именно из тоталитарности сталинского СССР и Германии фюрера, поменять оценку Великой Отечественной войны, попытка доказать, что она не была воистину народной, отечественной, не была антифашистской: мол, как она могла быть антифашистской, если обе противоборствующие стороны являли собой две стороны одной медали? К чему привела победа одного тоталитаризма над другим? К тому, что победивший тоталитаризм раздулся до необъятных размеров, нарастил мускулы невиданной ядерной мощи и стал угрожать всему человечеству? Что касается последнего, то, увы, так оно и было. Но это совсем иной разговор. А Великая Отечественная война стоит здесь особняком. Потому что в тот момент истории, когда гитлеровская Германия напала на сталинский Советский Союз, характер войны стала определять не сталинщина, а борьба народа с иноземным нашествием, которое поставило под угрозу не только советскую власть, но само физическое существование нашего народа. С гитлеровским фашизмом нужно было драться насмерть. Четыре года Великой Отечественной — это время, когда цель и задача коммунистов — победить Гитлера совпали с целью и задачей народа. Больше таких совпадений в нашей советкой истории, пожалуй, не было. Оспаривать же характер той нашей великой войны как отечественной могут только те, кто запятнал себя сотрудничеством с гитлеровскими оккупантами и сегодня пытается уверить, что сделал это из тактичесих соображений, дабы вместе с фашистами свернуть шею большевикам, а затем избавиться и от германо-фашистского ярма, утвердить независимое белорусское государство. Может, у кого-то и впрямь были такие расчеты, такие планы, но позволительно спросить: как это возможно, отшатнувшись от одного дьявола, заключить союз с другим, не менее отвратительным и страшным, и оставаться при этом под хоругвями Бога? Другое дело, что давно уже пришло время рассказать и показать всю правду об этой войне, снять с нее розовую вуаль героикоромантической эпопеи, персонажами которой выступают сконструированные из гладких блоков соцреализма “рыцари без страха и упрека”, — показать все то ужасное и бесчеловечное, что было содеяно не только немцами, но и нами, и не только по отношению к врагу, но и к своим же людям: произвол особых отделов в партизанских отрядах, особых отделов, которых партизаны боялись больше, чем СД или гестапо, расстрелы по одному только подозрению, расправы не только со старостами, но и с их семьями, казни белорусских учителей только за то, что они и при немцах учили детей родному языку... Словом, образ этой войны и в целом и в частностях, если говорить только о Беларуси, не совсем такой, какой был создан. Да, Беларусь по праву называют республикой-партизанкой, неоспоримы подвиги белорусских партизан и подпольщиков, но главное — это мученический подвиг мирного населения Беларуси, в первую очередь, ее крестьянства, которое грабили и немцы, и полицаи, за счет которого кормились, одевались и обувались партизаны, — подвиг мирного населения, подвиг женщин, сумевших спасти, уберечь, накормить своих детей в условиях во стократ более тяжелых и жестоких, чем нынешние, подвиг людей, которые и тогда пахали землю, строили хаты, рожали, читали книги, помогали ближним... Просто — жили, оставались людьми вопреки виселицам под окнами, вопреки погромам и пожарам, вспыхивающим от факела карателей... Вот на таких примерах жизнестойкости, на примерах подвига вроде бы не героического надо бы учить и воспитывать нынешнюю молодежь, нынешних подростков. А их сызмала готовили к жертвенной смерти, воспитывали в них готовность умереть во имя “великого дела партии”, воспевали, поэтизировали жертвенность. Скажу в этой связи о наиболее близком мне. В каждой школе, в каждой детской библиотеке, в каждом красном уголке сельского клуба есть стенд “Пионеры-герои”, посвященный мальчишкам — участникам Великой Отечественной, мальчишкампартизанам. Тем, кто погиб в бою, кто был повешен гестапо, замучен в тюрьме... Конечно, они совершили подвиг, были храбрыми, отчаянными мальчишками, но ведь это ужасно — то, что дети должны были воевать, тянуть лямку тяжкой, смертельно опасной партизанской жизни наравне со взрослыми. Ужасно то, что подростки должны были убивать, что они невольно учились быть беспощадными, жестокими, непримиримыми... О да, виноваты условия, в которых они оказались. Но условия эти возникли по вине тех, кто благодаря своей бездарности, своему “шапкозакидательству” и политической слепоте сдал врагу огромную территорию с многомиллионным населением, обрек его на ужасы оккупации. И гибель этих мальчишек на совести не только гитлеровских карателей, но и на совести тех, кто допустил разгром Красной Армии в июне-июле 41-го года. Может быть, прежде всего на их совести. И, думается, весьма смахивает на кощунство превращения “пионеровгероев” в милитаристские иконы, в наглядные пособия для так называемого военно-патриотического воспитания.