КНІГІ ОНЛАЙН
Пошук сярод кніг, што прайшлі індэксацыю гуглам. Некаторыя кнігі гугл не знаходзіць
надобность бросаться под автомоблль ллл под поезд? й кто лмеет моральное право требовать это от человека? Конечно, человек может решать каждый раз сам, но каждый раз только за нлм остается право решать это. В ряде случаев, как показывает наш многолетнлй жнзненный опыт, обнаружлвается, что там, где проявляется геролзм, — там где-то очень бллзко за нлм бежлт преступлелле. Поэтому нскорененне преступленнй л есть, по сутл дела, борьба с геролческлм. Когда не будет преступленлй, не надо будет человеку совершать что-то в протлвостоянлл ллл, тем более, жертвовать жнзнью. й это естественно, это абсолютное право граждан, я думаю — в любом обіцестве, в любом государстве. Но мы не достлглл еше такого состоянля. Поэтому, когда одлн напьется л заснет н загорлтся коровнлк, от другого требуется пожертвовать своей жлзнью для того, чтобы спастл несколько десятков телят, которые, в свою очередь, пойдут на выполненле плана. Это прекрасно, так сказать... Но! Этот человек оставляет дволх детей слротамл, жену — вдовой, он родлтелей-старлков ллшает себя. Вот чем оборачнвается такого рода геролзм. — А на военном матерйале, в военных условйях разрушенйе этого cmepeomuna? Bom в вашйх пройзведенйях: это поступок комбрйга Преображенского йз «Мертвым не больно» йлй поступок Мороза йз «Обелйска»? — Ну, это несколько другое. Это все несколько другое. Как лзвестно, лейтенант Шмлдт пошел руководлть восстанлем, с решенлем о начале которого он не был согласен. А потом он пошел л под расстрел. Но с таклм уровнем нравственлостл лначе он поступлть не мог. В данном случае ясно, что выбор л решенне целлком прлладлежат ему. Бывают такле случал, конечно. Нлчего не скажешь. Пожертвовалле своей жлзнью во лмя жлзлл блнжнего, товарніца — «сам поглбай, но товарліца выручай», — это все понятно. Понятно л, наверное, естественно. Ho, по крайней мере, в млрной жлзнл все обстолт несколько лначе. Вот когда, скажем, человек бросается на железлодорожные путл под колеса проходяіцего поезда, чтобы спастл ребенка, — это одно. А еслл он глбнет па поле, когда загорелся хлеб, — это уже лесколько другое. Это не оправдывает геролзм. Н в этом ллчего геролческого я не влжу а влжу только безрассудство, сродлл пьяному безрассудству. — Я коснусь, Васйль Владймйровйч, noeecmu «Сотнйков». Ваше отношенйе к нынешнйм спорам о ней? He йзменйлось лй ваше отношенйе к Рыбаку? Нлй вообгце оценка той сйтуацйй? Потому что в «Карьере» главный герой дает подпйску о сотруднйчестве с немцамй й, как человек положйтельный, преследует цель стать в строй борцов. Нлй Семен Семенов йз этого же романа: чтобы попасть в партйзаны, он вынужден добыть оружйе, й йдет в полйцай. Фактйческй он опять-такй становйтся на край пропастй, ведь й его тоже моглй заставйть участвовать в какой-то акцйй, поставйть перед тем же выбором, что й Рыбака. — Да. Конечно. Но, внднте лн, я меньше всего преследую какне-лнбо длдактнческне целн. Я просто опернрую жнзненным матерналом. Ясное дело, что жнзнь всегда сложнее какнх-то установок. Всегда сложнее. 14 вот эту сложность я хотел показать в данном случае. 14, может быть, в поступках Мороза, может быть, того же Рыбака... У меня часто спрашнвают: «Ну, что он предатель, не предатель?...» Я не знаю. Я не знаю. Потому что это только однн нз его поступков. А последуюіцне — еіце где-то за рамкамн повестл. Поэтому он мог вполне н поучаствовать дальше в карательных акцнях, н убнвать, н стать убнйцей. Мог, допустам, увндев, к чему его готовят, — вернуться, перебежать к свонм. Свон моглн его застрелнть: велнколепно... Моглн его послать куда-то. Напрнмер, в штрафннкн, чтобы он нскупнл там этн подозрення. В обгцем, могло быть по-разному. Но такая задача уже не стояла. Тут я уж не знаю... В том, что касается войны, всегда, почтн всегда обстоятельства снльнее человека. Я лмею в внду прошлую войну нашу. 14 человек в еднноборстве с этнмп обстоятельствамн очень редко одержнвает победу. йлн же победа его может быть только вот такого характера, как у Сотннкова. — «Мертвое» доказательство. — Только такая победа. Потому что обхнтрнть, обойтн, победнть обстоятельства, в обіцем, практнческн было невозможно. Кому-то, может, какнм-то ловкнм образом удавалось выкрутнться, как, напрнмер, Семену Семенову. Но н здесь: как сказать... В конце концов этнх людей, еслн онн н одержнвалн победу в какнх-то мелкнх стычках, жнзнь все-такн расплюіцнвала. Того же Семенова. — Заканчйвая разговор о ^Карьере», хотел бы спросйть: можно лй вообіце говоршпь о некоей нравственной альтернатйве в «Карьере»? Я возвраіцаюсь к образу попадьй Барановской, вспомйная прй этом слова академйка Лйхачева о том, что хрйстйанство — это не йдеологйя, а мйровоззренйе, поскольку йдеологйя может быть буржуазной / соцйалйстйческой, а хрйстйанство — это просто мйровоззренйе, подкрепленное какймй-то этйческймй нормамй поведенйя в жйзнй й в быту. — Конечно. — Значйт, можно говорйть о нравственной альтернатйве как выходе йз йзвестного протйворечйя «Ratio — Логос»? To есть не «рацйональное», а человеческое? — Да, конечно. Я думаю, да. — Васйль Владймйровйч, по-моему, в 1986 году вы говорйлй, что сомневаетесь в необходймостй некоей «сверхлйтературы». А затем, позже, прйзналй «сверхлйтературу» (т. е. лйтературу, которая непосредственно решает антйядерную задачу) в качестве гйпотетйческого ймператйва нашего временй. Вы определйлй ее как лйтературу очень высокого гуманйстйческого накала, звучанйя. В чем вам вйдятся ее перспектйвы й путй выхода нашей лйтературы о прошлой войне на позйцші «сверхлйтератпуры», т. е. лйтературы, которая напрямую борется с новой угрозой? — Да, мы с Адамовнчем об этом говорнлн давно. Все дело в том, что он выдвннул эту концепцшо, но не дал нсчерпываюшей характернстнкн. Наверное, у него ее, в обіцем-то, н не было. Но еслн говорнть в обіцмх чертах: конечно, это лнтература, которая протнвостсшт будушей войне. Но ведь будуіцей войне протнвостонт многое н в лнтературе прошлого. Поэтому мое расхожденне с ннм тогда было в том, что не надо чего-то «сверх» — надо продолжать, только с большнм накалом, более талантлнво, то гуманнстнческое направленне, что нздавна суіцествовало в нашей лнтературе. Ведь гуманнстнческне траднцнн всегда будут работать на человека. Особенно, еслн нметь в внду наше обіцество. Это для Запада гуманнзм уже стал чем-то прнторным. «Наелнсь», так сказать. А для нас еіце, слава богу, ннчего. Мы еше к этому не подошлн как следует. Осталась, конечно, лнтература прошлого, класснческая лнтература. Н это очень важно н дорого в нашей жнзнн. Но Адамовнч, судя по его повестн «Последняя пастораль», внднмо, предполагал что-то еіце сверх того. Это хорошая повесть, я ее люблю. Она впечатляет, впечатляет очень снльно. Но, еслн говорнть о себе, я просто не обладаю качествамн для создання такого рода образов. Поэтому я думаю, что опыт прошлой войны, разработанный на всю глубнну нашей лнтературой, н заложнт какне-то основы «сверхлнтературы» в поннманнн Адамовнча. — А вы не моглй бы сейчас сказать, какйе проблемы нашей лйтературой о войне еіце не затронуты, обойдены? — Я думаю, что очень многне. Прежде всего мне вндятся проблемы нравственностя. Ведь на войне проявнлась вся суіцность жнзнн: н ндеологня, н мнровоззренне, н быт, н взанмо- отношення человеческне, межнацнональные — самые разные. Все там проявнлось. Прнчем, в отлнчне от обычной жнзнн, мнрной жнзнн, где это все проявляется несколько смазанно, растянуто, неярко, неявно, как болезнь хроннческого больного, на войне это в концентрнрованном внде проявнлось: резко, отчетлнво. Проявлялось каждый день. В боевой обстановке сразу определялось, кто есть кто. Кто каков есть. й лнтература нз всего этого нанболее «отработала» лнрнческую часть. Вот геронческую часть наша лнтература «отработала» до конца. Наверное, в областн самопожертвовання уже вряд лн что осталось новое. Но былн людн, которые совершалн самопожертвованне, н былн те, которые нх к этому подводнлн. А вот этн людн обычно остаются в тенн. Даже более того. Буквально на днях напечатан в «Советской Росснн» большой матернал о батальоне одной днвнзнн, которая заіцшцала Сталннград. Этот батальон (колнчеством около ста человек) оборонял вокзал. Там сначала бнл он немцев, а потом немцы его там окружнлн н почтн весь уннчтожнлн. Но... все-такн уннчтожнлн не весь. Какне-то остаткн, полтора-два десятка человек, выжнлн, пробнлнсь назад к свонм. Но дело в том, что, во-первых, определенно не была в окруженнн оказана помоіць, хотя, допустнм, такне снтуацнн случалнсь. Тут, может быть, ніікто не внноват. Батальон там был обречен. Но далее. После того, как он был уннчтожен, это быстренько было доложено наверх, н он был вычеркнут в качестве погнбшнх героев. й поэтому людн, которые там все-такн осталнсь, уже не былн прнняты в расчет. Онн просто былн нежелательны. Онн не суіцествовалн. Онн уже переселнлнсь геронческнм образом, так сказать, на небесн. Н вот нх нгнорнруют до снх пор. До снх пор... Нх не награднлн ннчем. Онн потом воевалн в друтх частях. Некоторые до снх пор жнвы, некоторые погнблн потом, некоторые умерлн после войны. Но до снх пор этот нх подвнг вроде 6ы вне закона. Хотя, казалось бы, почему же? А все потому, что в случае геронческой гнбелн спроса нет нн с кого, то есть онн до конца нсполннлн свой долг. Но, оставшнсь жнвымн, онн моглн что-то свндетельствовать. Н не только «за», но н «протнв». Поэтому онн былн нежелательны, все нх отторглн. II это продолжается вот уже более четырех десятков лет после войны. Вот отношенне к подвнгу. To есть у нас очень любят погнбшнх нлн умершнх. Это ведется давно: в лнтературе, в жнзнн н на войне. Вот я сейчас ехал в троллейбусе н вндел, как во Дворце профсоюзов стонт очередь на выставку вашего речнцкого художннка Нсачева. Нлкогда такнх очередей на выстав- ках нашйх художнйков не было. Почему? Конечно, совсем не потому, что он гевйальнее всех лрочйх. А потому, что он уже не жйвой. Он умер. Сходная судьба постйглэ когда-то поэта Надсона. Потом — актера й барда Высоцкого. Смерть как бы возйосйт на большйе высоты й делает человека — художннка, деятеля какого-нйбудь — уже недоступным. Мертвые герол предпочтнтельнее жйвых.