Трэба ўявіць Сізіфа шчаслівым
Валянцін Акудовіч
Выдавец: Логвінаў
Памер: 405с.
Мінск 2023
МЫ СУСТРЭЛІСЯ НА БУДОЎЛІ ВАВІЛОНСКАЙ ВЕЖЫ
Уласна, большая частка раней апісанага ў гэтых хроніках наўпрост ці ўскосна карэлюецца з легендарнай эпохай Адраджэння/Рэнесансу (90-я гады). Але я ў дадатак вылучаю гэтую падзею ў адмысловы кантэнт, бо там яшчэ застаецца непараўнальна больш крэатыўнага ды грандыёзнага, чым было згадана папярэдне. (Хаця і гэтага вылучэння да крыўднага мала, каб з усім управіцца.)
Досвед палітычнага супраціву той пары неверагодна цікавы і бурлескава размаіты. Толькі не ў бел-чырвона-белых сцягах над галовамі вялізных натоўпаў загалоўная каштоўнасць дзевяностых. Атрымаўшы магчымасць вольна мысліць, уголас прамаўляць, урэшце ствараць беларускую Беларусь, мы апантана кінуліся рэалізоўваць усе гэтыя магчымасці. I ўсяму творчаму, крэатыўнаму, прагнаму да новай веды і яшчэ нязведанай справы тады хапала месца. Шкада, часу на ўсё не хапала...
У тыя шчасна крэатыўныя гады не аднойчы бывала, што запыніць мяне нешта дзіцяча-містычнае і я з жахам падумаю: “А каб нарадзіўся на якія два-тры дзясяткі год раней, дык нічога гэтага не меў бы і нават не ведаў, быццам такое ўвогуле магчыма”. I тады мне рабілася нядобра.
3 іншага боку, у тыя самыя гады мы нават думаць не думалі, быццам гэтая шалёная энергетыка стварэння і перастварэння мусіць таксама некалі зняможыцца.
А дарэмна не думалі.
Ужо недзе адразу пасля нулявых эпоха скончылася, і вярнуўся звыклы час. 3 яго марудай штодзённасці і не лішне адметнымі падзеямі. Аднак калі здаралася, што надта моцна зажуруся ад такой перамены, то сам сабе нагадаю:
— Але ж у цябе былі дзевяностыя!
Так, у мяне былі дзевяностыя.
I не ў аднаго мяне, шмат у каго былі. Іх лічыць не пералічыць. I нікуды гэтыя людзі не падзеліся, а многія, апазнаўшы свой кон у дзевяностых, напоўніцу разгарнуцца ў наступную, ужо больш спакойную, пару. Таму мне моцна карціць удрукаваць сюды адзін фэйсбучны допіс Уладзіміра Мацкевіча. Ён рэзка вырозніваецца з агульнай плыні майго аповеду стылем, рытмам, урэшце, самой эмоцыяй пісьма. Толькі за ўсёй гэтай адрознасцю ў глыбінях роздумаў Уладзіміра я адчуваю абсалютную еднасць з тым, пра што пішу сам. (Для сябе я назваў гэты тэкст “Малітва Мацкевіча”.)
“Лет 20 назад в едннственной телепередаче, в которой Кмм Хадеев прннял участае, его спроснлн:
— Неужелм для Беларусм всё уже потеряно!
— Нет, — ответнл Кмм, — не потеряно. Едмнственное, что может прнвестн к потере, это решмть, что всё потеряно.
Так вот, п Кмм не прнннмал такого решення. Н я не прнннмаю такого решенмя.
Я бы счмтал, что еідё не всё потеряно даже в том случае, еслм бы так счмтал однн Кнм Хадеев.
П, подражая Лоту, я бы проспл Бога спастн Беларусь, поскольку в ней есть хоть однн беларус, которому она нужна. Потому что достаточно одного, чтобы не всё было потеряно.
Кнм умер.
Многме умерлн, в том чнсле н те, радм которых я мог бы просмть Бога спастн Беларусь. 14 уверен, что он услышал бы этм доводы н прннял нх.
Сегодня годовіцнна co дня смертн Ммхала Анемпадмстова.
Даже еслн бы в Беларусн был только Ммхал, я бы мог с полным правом счнтать, что в стране есть дмзайн.
Он есть, н страна, в которой есть дмзайн, достойна суверенмтета н суідествованмя. А Ммхал не только дмзайн, но п поэзмя, п музыка, м многое другое.
— Боже! — сказал бы я. — Вот человек!
Еіцё раньше умер Владнммр Абушенко. Когда в начале века ему предложплн стать заместмтелем днректора Ннстнтута соцпологнн, он в сомненнях прмшёл ко мне разговармвать. Ведь это полумёртвый ннстмтут. Соцмологня почтп мертва. Можно лн возроднть в стране соцпологмю? Ведь что это за страна, где нет соцпологнм?
— Попробуй! — сказал я ему. — Ведь соцмологня только тогда будет унмчтожена, еслн ты решпшь, что она уже унмчтожена.
Абушенко так не думал.
Он не смог возроднть ннстнтут, после его смерта ннстнтут еідё глубже скатмлся.
Но ученнкн Абушенко нздалн его посмертную кнпгу. Это лучшая кнмга по соцпологнм в Беларусм. Она на русском языке, п думаю, она лучшая русскоязычная теоретмческая кннга по современной соцмологнн.
Есть эта кнмга — есть в стране соцнологня!
— Боже! — сказал бы я. — Еслн в стране есть соцпологня, страна должна жнть! П пока есть хоть однн, пусть хоть одмн ученпк Абушенко, пусть она жмвёт.
Также я прмводпл бы Богу аргументы про Александра Грнцанова н фнлософпю.
Это достойно! Это аргумент за то, что страна должна жмть. He всё для неё потеряно.
А еіцё былп Пётр Марцев, Внктор Нвашкевмч. Это былм нндмвпдуальностм, лнчностм, едпнмцы, но неповторпмые еднннцы. Радн нмх должна жнть страна.
— Боже! Давай не будем счмтать десяткамм! Людм едпнмчны, ннднвндуальны, уннкальны я неповторммы. Н порой очень одмнокм в этом... не очень совершенном мнре н обіцестве.
Но это Ты, Боже, создал этот ммр, н создал его такмм!
Но что это я о покойнмках. О тех, кто уже нмчего не добавнт. Онм сделалм, что моглн.
А сколько тех, кто делает сейчас п еідё много может сделать, как бы обідественное мненне нп счптало мх самнх н мх дела несуіцественнымн!
He так много стран, у которых есть Нобелевскпй лауреат по лнтературе. А у Беларусм есть! Значнт, есть лнтература, есть культура.
— Однн — это не много. Но, Боже, ведь есть! А есть еіцё Алесь Разанов! Боже, мне достаточно одного Разанова! Но ведь н Тебе этого достаточно!
Есть лмтература, есть нскусство, есть наука, есть мндустрмя, есть техннка — всё у нас есть.
— Боже! Ведь ты всё это знаешь! Ты знаешь, что однн голос не может перекрыть множество голосов, которые утверждают, что ннчего этого в стране нет. А еслм прмзнают, что что-то есть, то сразу определяют это как русское, польское, еврейское, лнтовское нлн еіцё чьё-то, чтобы то, что есть, не нарушмло пх прмвычной убеждённостн, что нмчего нет.
— Боже! Только не говорм мне, что одного моего свмдетельства недостаточно! Тебе ведь важен каждый человек! Н перед тобой все равны, как бы одпнокм нм былн людм!
— Боже! Ведьеслн вермть Твоей Кнмге, ты ннкогда не был с большннством, п правда Тебе всегда была важнее, даже еслм правды прмдержмвался остаток народа, меньшпнство, н даже одмн.
— Ты же знаешь правду, Боже! Тебе не нужно даже моего свпдетельства. Одного моего свпдетельства п то не надо. А ведь я не одмн!
Вот я назвал несколько едмнмц, яркмх нндмвндуальностей, тех, кто делает суідествуюідмм то, что должно суіцествовать в стране, достойной суідествовання!
Я не одмн, Боже!
Просто многме молчат.
Онм не знают, что с Тобой можно вестн дналог. Даже атепсту Акудовнчу можно. Значпт, м мне можно, н нм всем можно.
Даже спорнть с Тобой можно. П нужно. Ты ведь слышншь!
Это людм могут не слышать, могут не хотеть слышать.
Те, кто молчат, знают, что другме могут нх не услышать. Могут не понять. А не понпмая, могут высмеять. Могут обмдеть.
Я тоже это знаю. Меня не раз высмемвалм.
П надтем, что я сейчас пншу, многме будут смеяться.
Самые блмзкме мне людн будут меня журнть, ругать н воспнтывать. Будут жалеть, когда надо мной будут смеяться те, кто подальше.
— Боже! Мне не надо жалостн. He надо воспнтывать меня. Дай мне спл не бояться насмешек, обпд, не страдать от непоннмання самымм блмзкнмм людьмн!
— Поіцадй, Боже, эту страну!
Спасп м сохранн!
Ты можешь! Даже радп меня одного.
Аянеодпн.
Н нас не 10, не 50, не 500, не 5000. Много больше.
Я не знаю, сколько, Тебе внднее.
Ты же возроднл Польшу когда-то, потому что онн зналн н говорнлм Тебе н себе: “Jeszcze Polska niezgin^ta, kiedy my zyjemy!"
Так м мы говорнм:
“He погмбла Беларусь, пока мы жнвы!”
У тыя кароткія дзевяностыя гады ў Беларусі разам сышліся Адраджэнне і Рэнесанс — месцамі як сінонімы, хаця часцей як антонімы. Адраджэнне перадусім звязвалася з Еўфрасінняй Полацкай, князем Усяславам, Францішкам Скарынам і г.д. Рэнесанс — з Сымонам Будным, Львом Сапегам, Адамам Міцкевічам і да т. п. Гэты падзел не быў відочным, толькі ён неўпрыкмет арганізаваў нябачную мяжу паміж адраджэндала і стваральнікамі сучаснага інтэлектуальнага дыскурсу...
Хаця я не пра гэта. Рызыкоўна злучыўшы тую вялікую рэнесансную эпоху з канцом XX стагоддзя, я хачу гэтым толькі заакцэнтаваць, што як у тым ад нас далёкім рэнесансным часе, так і цяпер рэй вялі стваральнікі новых наратываў. А наколькі гэтыя эпохі сувымерныя маштабамі, вызначыць можа толькі час — калі паспее (здаецца, час чалавека ўжо не задоўжыцца).
У кожным разе я з уласнай інтэнцыі быў і застаюся пэўны, што ў свае гады шчыраваў побач з вялікімі дойлідамі.
Пасля таго як Аляксандр Грыцанаў выдаў тысячастаронкавую “Всемнрную энцнклопедйю: Фнлософня”, таленавіты беларускі публіцыст Канстанцін Скуратовіч параўнаў гэтую падзею з выданнем “Бібліі” Скарыны. Відавочна, гэтая ацэнка выглядала збыткоўнай, але ж ніколі раней падобнае выданне ў Беларусі
і ўявіць сабе было немагчыма. Да таго ж гэта быў толькі пачатак. Пазней Аляксандр Грыцанаў стане кіраўніком, галоўным навуковым рэдактарам і актыўным суаўтарам буйнейшай у СНД гуманітарнай энцыклапедычнай серыі (надрукаваў 13 энцыклапедый ды слоўнікаў) і серыі навуковых біяграфій “Мыслнтелн XX столетйя” (выдаў 12 кніг).
Між іншым, сярод усяго гэтага мноства была і энцыклапедыя “Постмодерннзм”. Я яе адцеміў таму, што там знайшлося месца і артыкулу, прысвечанаму Валянціну Акудовічу.
“АКУДОВНЧ (Акудовіч) Валентнн (р. в 1950) — белорусскнй фнлософ-постмодерннст, поэт, лмтературный крнтмк. Культовая фнгура белорусской мнтеллектуальной жмзнм второй половнны 1990-х. Заместнтель главного редактора журнала “Фрагменты”. Автор кнмгн “Меня нет. Размышленмя на рупнах человека” (Мннск, 1998), а также ряда получнвшнх нзвестность постмодерннстскмх проектов: “крестный отец” лнтературного обьедннення “Бум-Бам-Лнт”, рецептор поэтвческого проекта “Стнхн Валентмна Акудовнча” (самм стнхм напмсаны мзвестнымв н малонзвестнымн белорусскнмм поэтамв), создатель эссе-манмфестов “Дмалогн с Богом”, “Война культур”, “Архвпелаг Беларусь”, “Разрушмть Парпж”, “Беларусь как постмодерннстскнй проект Бога”, “Метафмзмка: сптуацпя расцвета м упадка” н др. Лейтмотнвом творчества А. выступает тема метафнзмкн отсутствмя, как развернутая в параднгму постэкзнстенцнального мышленмя, так м генеалогйческн осмысленная посредством спецмфпческп белорусского опыта отсутствня в Большом Западном Нарратнве. Аналнзпрует м подвергает деконструкцмп разнообразные пдеологемы, с помоідью которых сознанне пытается упорядочнть н удержать текучне конфнгурацнм актуального суіцего, а также цнвнлмзацнонные стратегнн, обрываюідне последнне связм человека с этпм самым суіцмм (нсчезновенпе пространства м временн в спмулмрованных средствах а-реальностм, превраіденне культуры в локальную подспстему глобального мнформацнонного обмена й т. д.). Ннчего не предлагает. Подтверждает “невозможность нначе мзбежать смертн, кроме как умереть”.